Follow your dreams.
Название: «The Hollow Crown»
Часть III.
Глава 13.
Автор: 1986-2004
Бета: Рицу-рё
Гамма: *Morgo*
Фандом: к/ф «Snow White and the Huntsman», т/ф «The Hollow Crown»
Персонажи: Эрик/Генрих
Рейтинг: NC-17
Жанр: Crossover, Angst, Romance
Саммари: Однажды беглец и скиталец по миру Эрик, убегая от судьбы, спасает от лесных разбойников мальчишку. И эта встреча становится судьбоносной для них обоих.
Предупреждения: Slash, OOC, OC, AU (сугубо личные мысли автора на темы как исторической действительности, так и действительности, созданной телеканалом ВВС; образы и характеры героев, а также их поступки остаются на усмотрение автора), ненормативная лексика
Состояние: в процессе
Размещение: только с разрешения автора
Дисклеймер: отказываюсь.
От автора: «Свобода – это семь метров и еще чуть-чуть» (с)
Главы 1 - 10Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
читать дальшеЧерез три дня пути им встретилась первая жилая деревня. Было в ней всего-то три улицы, одна из которых вела на старое, в два раза больше самого поселения, кладбище. Самая широкая улица обвивала кладбищенский холм почти что целиком и, словно змея, сама себя кусала за хвост. Одноэтажные серые домики, один не отличимый от другого, стояли так плотно стена к стене, что Дью невольно задался вопросом, а где же эти люди держат свои огороды и где в летний знойный день они сидят под тенистым раскидистым деревом, спасаясь от лучей палящего солнца, отдыхают?
Его спутники мало что знали о нравах и быте старушки Англии. Тот, кто назвался Эваном, был нелюдим и в разговор вступал крайне неохотно. За все время пути именно к нему Дью проникся самым, с его точки зрения, неоправданным доверием. Не видя этого человека в бою, не зная на что он способен, тем не менее, старый вояка чувствовал в нем почти что точную копию Эрика. Была в нем та же внутренняя, необъяснимая сила, дарующая людям не только честь и достоинство, но и неизбежное одиночество. Разве что внешне они разнились как день и ночь. Южанин Эрик был русоволос, кареглаз и, не смотря на свое закаленное, натруженное в боях сложение, худощав. От него, чтобы ни случилось, как бы он ни жил, всегда веяло неизбывной пустотой и утратой, словно эти вещи были чем-то вроде неизлечимой болезни. Белокожий, с львиной гривой пшеничного цвета волос Эван излучал огромную, тяжелую, словно неподвижная гора, силу. Все его существо дышало здоровьем и молодостью. За время пути Дью ни раз оговаривался и называл парня Эриком. Того сравнение нисколько не раздражало. По всей видимости, он вообще ни разу в жизни не видел, как выглядит разыскиваемый им человек. Что неизменно приводило Дью в смятение и раздумья. Несколько раз он пытался вытянуть информацию из младшего брата, но тот, при всей своей болтливости, умел много говорить только ему самому полезные и нужные вещи. В итоге Дью не удалось разговорить своих спутников и выяснить, зачем им Эрик.
Рыжеволосого же мальчугана-лекаря звали коротким, звучным именем Айк.
«Смеющийся. - Ухмыльнулся про себя Дью, подумав, насколько говорящие у парней имена. – Если, конечно, это их настоящие имена».
Но чем больше он узнавал тех, с кем делил тяготы пути и пищу, тем больше убеждался в своей догадке: парни не просто не местные наемники, служащие на местячкового лорда, они – что-то вроде шпионов, засланных с далекой стороны. Но зачем такие люди охотятся за Эриком? И кто те, кто, почти без проблем перебив весь отряд, оставили в живых и выкрали его друга? И, в конце концов, кто такой сам Эрик, раз за ним гоняется столько серьезных ребят?
Но к тому моменту, когда их небольшая компания вошла в деревню, Дью окончательно потерял надежду на то, чтобы хоть немного прояснить происходящее. Его не стремились убить. Айк искусно, словно он и правда был богом, залечил его раны. Они делили с ним ночлег, свою еду, воду, даже спиртное, название которого Дью не знал, но одно мог сказать точно – тот мед, что носили с собой в бурдюках ребята, был самим подарком небес. И, в общем-то, если бы не странная ситуация, настолько быстро сложившаяся, насколько не складывается и карточный домик, Дью решил бы, что ему повезло и он обрел отличных товарищей, с которыми спокойно можно и отдыхать, и работать.
- Мы можем заночевать в этой деревне, - обратилась к братьям Марша.
Дью мог поклясться, что никогда в своей жизни не встречал более красивой женщины, чем эта белокурая воительница. Не смотря на то, что она носила женское платье и имела кроткий, спокойный нрав, тем не менее, она могла дать фору любому мужчине, даже самому Дью, который считал, что не всякий мужчина с ним справится. Марша умела не только готовить и стирать, но и драться, отвечать колкостью на колкость, никогда не спускала обиду и была эдаким мужиком в юбке.
- У меня старшая сестра была такой же, - как-то за ужином разговорился Дью с молчаливым Эваном, кивая на колдующую над котелком Маршу. – Ну, до тех пор, пока шестого не родила и тогда уже все, - он махнул рукой, в которой была зажата ложка.
Часть похлебки пролетела и упала к ногами женщины.
- Простите, - пролепетал тут же покрасневший Дью.
В общении с ней он не мог не краснеть. Стоило ей обратиться к нему с каким-то вопросом, как старый вояка, растеряв все свое красноречие, начинал блеять подобно козлу, тряс головой и не мог подобрать слов для ответа. Сам же он заговаривал с Маршей крайне редко, порой опасаясь, что за неосмотрительное высказывание она даст ему в глаз, а порой просто, без видимой на то причины, не мог вымолвить и слова. Им овладевала робость, которой не было ни в одном из братьев. Эван обращался с женщиной учтиво, вежливо, словно она была самой английской королевой. Но не более. А вот Айк цеплялся к Марше по любому поводу. Именно с его помощью Дью узнал, что эта хрупкая женщина отлично дерется. И что за ехидное замечание в адрес ее стряпни можно получить ложкой по лбу. Ну, или нарваться на вполне себе мужское замечание о тонкости кишки и маленьком члене.
- Не думаю, что это хорошая идея, - заявил на предложение Марши Айк.
- Здесь лес недалеко, - обернулся к нему Эван. – Полчаса пути на юг, и будем там.
Хорошенькое, милое личико Марши скривилось в недовольную гримасу, но перечить братьям женщина не стала. Дью мало понимал их отношения и кто кем и кому приходился. С нагловатым мальчишкой-лекарем женщина всегда спорила, называя того упрямым ослом и ошибкой его отца. Впрочем, Айк не оставался в долгу и клеймил Маршу непутевой и бесприданницей. С Эваном же женщина никогда не ввязывалась не то, что в спор, а даже в обычный разговор. Сперва Дью казалось, что Марша боится этого огромного, сурового человека. Но чем больше проходило времени, тем яснее становилось то, что женщина просто робеет перед Эваном, не боится его, но словно стесняется. Можно было предположить, что они оба – жених и невеста из благородных семей, чья свадьба состряпана у них за спинами без их согласия. Эван молча принимает родительский наказ взять в жены ту, которую он и не знал никогда как женщину, а Марша покорно соглашается, пряча взгляд в пол каждый раз, когда будущий муж кидает на нее взор. Но это были лишь его фантазии. На деле же Дью не знал толком, братья ли на самом деле два таких разных по внешности и характеру парня.
- С нами женщина, - обратился к Эвану Дью. – Было бы лучше остаться в деревне. Мы и так четвертую ночь будем куковать на сырой земле. А в лесу может быть еще и небезопасно.
Эван взглянул на Маршу, но тут же отвел взгляд, словно не желая под чарами ее глаз размякнуть и согласиться с предложением более уютного ночлега.
- А что? – Взвился острый на язык Айк. – Женщина больна? Она слаба и не может идти дальше? Женщина жалуется? Ей не нравится лес и сырая земля?
- Помолчи, - оборвал его Эван.
- Пускай скажет, - попросил мальчишка. – Ну? Марша, устала ли ты с нами путешествовать?
- К черту тебя, козлинобородый! – замахнулась на него Марша. – Идем в твой лес. Спасу от тебя никакого.
Она обогнула стоящего у нее на пути Эвана и широким, далеко не женственным шагом стала подниматься на холм. Незаплетенные золотые косы мотало из стороны в сторону в такт ее движению. Гордо задрав голову, она, не оглядываясь, устремилась вперед – статная, ладная, с аппетитными бедрами, красивыми белыми руками. Дью смотрел ей вслед как зачарованный, не в силах взгляда оторвать. И только когда Эван последовал за ней, опомнился и, опередив его, так же кинулся на холм.
- Он людей не любит, - пояснила Марша, когда они с Дью ушли от отстающих братьев далеко вперед. – Ему под землей и то лучше будет, чем в этой деревне.
- Как так? – не понял Дью. – Лекарь и людей не любит!
- А вот так, - она пожала плечами. – А вы чего за мной бежите? Аж запыхались.
Его толстое пузо колыхалось почти так же, как и ее роскошные волосы – туда, обратно, подчиняясь ритму быстрых, нервных шагов.
- Смотрите, братья вас из поля зрения все равно не выпустят. И сбежать вам не удастся.
- А я, - отчаянно краснея, заявил Дью, - и не собираюсь бежать. Я так… Я тут, с вами… А что он так на вас? Кто он такой, мать его? Простите… Сам епископ? Что он вам приказывает?
На деле Дью боялся, что один из двух ребят действительно окажется ее женихом. Тогда пиши, пропало! Не то, чтобы он имел какие-то на нее виды, но… Сердцу, как говорится, не прикажешь. С того момента, как он встретил Маршу, мир для Дью совершенно изменился. Он уже и забыл, что с него, единственного, если не считать пропавшего Эрика, оставшегося в живых, может спросить сам Томас Бьюфорт. Не вспоминал он и о троих своих сестрицах, о которых ему всю жизнь надобно было заботиться, потому что ни одна из них так толком свою судьбу и не выстроила. У каждой муж оказался пропойцей и дураком. А детей настругалось как котят в лукошке – немерено. Казалось, Дью забыл сам себя. Он, словно чистая, заново родившая душа, окунулся в купель со святой водой и вынырнул оттуда совсем другим человеком, без грехов прошлого и без всех тех проблем, что отягощали его ранее. Он, уже далеко не молодой мужчина, влюбился страстно и без остатка, впервые в своей длинной, наполненной опасностями судьбе. Марша вошла в его жизнь словно нож, который входит в подтаявший кусок масла – легко, почти что незаметно. Она изменила его за какие-то часы. Все в ней казалось ему прекрасным, совершенным, самым лучшим. Дью не мог поверить, что земля, обычное женское лоно рождает таких прекрасных созданий.
- Я сама напросилась, - понурив голову, призналась Марша. – Я для них обуза. Хотя и стараюсь сделать все, чтобы таковой не являться.
- Вы с кем-то из них?..
Он не знал, как так надо задать вопрос, чтобы не получить от нее кулаком в нос. И главное – чтобы не обидеть это неземное создание. Но сил находиться в неведении у него уже не было.
- Они ваши… Он ваш… Эван… Ваш брат?
- С чего вы взяли? – щеки ее залились румянцем, словно он спросил нечто очень личное.
Ни одна деревенская девчушка от такого бы не смутилась. Да ты мог ее еще и по заду хлопнуть, а она бы только рассмеялась. Дью диву давался: в глуши, с тремя мужчинами идет женщина, прекрасная как самая красивая заря над грешной землей, и эта женщина явно не простушка из далеких земель, которая большую часть прожитой жизни пасла коз и плела венки. Откуда она здесь?
- Жених? – еле слышно осмелился задать еще один вопрос Дью.
- Нет, - она рассмеялась, - они оба мне не женихи.
И покраснела еще больше, не смея поднять на мужчину взгляда. И вроде бы неробко ответила, но сразу стало ясно, что это не та женщина, каких привык пробовать по кабакам Дью.
«Святые отцы и угодники! – молча, с радостью взмолился он. – Будьте ко мне благосклонны и дале!»
Впереди уже виднелся чернеющий по вечеру лес, когда за спинами путников, с восточной стороны от деревни, раздался еле различимый шум. В селение проскакала загнанная лошадь. Еще немного и стали слышны крики и женский надрывный плач. Дью с Маршей остановились, оглянувшись на догоняющих их братьев.
- Что там? – кивнула Эвану Марша.
- Помер кто-то, - лаконично ответил тот.
- Похороны, значит? – не изменившись в лице, призадумался Айк. – Похороны, это интересно.
Иногда он говорил то, что приводило Дью в замешательство. Как это так, похороны и интересно? Что такого интересного в том, что человек умер? Смерть – это то, что придет за всеми нами. Она не старая и не новая, она суть вечная. Нет в ней ничего ни интересного, ни забавного, ни веселого или же трагичного. Дью видел много смертей. Увидеть еще одну у него никакого желания не возникало.
- Заглянем? – повернулся лекарь к Эвану.
- А как же ночлег? – спросил было Дью.
Но Эван сделал так, как делал всегда, за все время их пути – согласился с рыжеволосым младшим братом. Молча согласно кивнув, он, не дожидаясь спутников, пошел в сторону дом за домом оживающей деревни. К тому времени немногочисленные женские крики уже переплавились в многолюдные стоны. Пробудилось все селение.
- Он его раб? – не удержался Дью от вопроса, смотря в спину удаляющемуся Эвану, за которым, не спеша догонять, шел Айк.
- Если бы все было так просто, - грустно улыбнулся Марша.
И сделала то, после чего Дью уже и думать забыл о странном поведении старшего брата. Марша взяла его за руку и потянула в сторону случившийся у людей беды. Мягкое прикосновение ее пальцев тут же выбили из его головы все связные мысли.
«Смерть так смерть», - подумал Дью, и сделал шаг.
Нед Пойнс никогда не был в Виндзорском замке. Признаться, за свою жизнь он не был ни в одном из замков, ни в Англии, ни за ее пределами. И это не смотря на то, что водил давнее знакомство с самим принцем Уэльским. Поэтому зала, в которой сам Генрих Болингброк нередко принимал просителей, произвела на парня самый что ни на есть неизгладимый эффект. Нед застыл на пороге, разинув рот и выронив из рук бурдюк с вином.
Огромная в длину, уходящая стенами ввысь, украшенная портретами монарших особ и знати, пылающая алой отделкой зала вмещала в себя продолговатый овальный стол, тянущийся почти от самого входа и до конца комнаты, где возвышалась чья-то белоснежная статуя. Друг против друга, обогревая место переговоров, работали два камина. Словно защищая собой стены, стояли по всему периметру стулья, обитые в тон основной отделки помещения. Изукрашенный причудливыми, восточными узорами ковер ровным слоем, словно его кто насмерть присоединил, лежал на полу. Казалось, вся роскошь мира сошлась именно здесь, именно в этой чудной, неимоверно красивой зале.
- Проходи, - посоветовал ему Генри, снимая перчатки и сбрасывая на кресло уличный плащ.
Слуга принес поднос с вином, двумя чашами и какой-то мелкой закусью, горкой насыпанной в вазе. Поставив утварь на стол, он исчез в одном из боковых выходов.
- Я в грязном, - заметил Пойнс, пристально осматривая свои, в чем только не испачканные сапоги.
- Тут все грязь, - полуобернувшись, улыбнулся ему Генри. – Из самого Бристоля, - поднял он бутылку вина. – Советую не отказываться.
- Да я… Я разве ж отказываюсь…
- Грязь, - возобновил он прерванное объяснение, разливая вино по чашам, - только выглядит немного по-другому. На деле тут такая дыра, какая тебе и не снилась, Нед. Нед! Что ты встал как вкопанный! Шуруй сюда, живо!
Приказной тон подействовал на Пойнса отрезвляюще и он, истинно по-воровски юркнул в залу, не забыв опасливо оглянуться. Он выглядел, как вор-новичок, который пошел на свое первое задание и сейчас, проникнув в дом, ежесекундно посматривает по сторонам – не идет ли кто? Впервые в жизни растеряв всю свою наглость и самоуверенность, он медленно подошел к Генри и боязливо принял из его рук чашу с вином.
Чаша была огромная, посеребренная, инкрустированная драгоценными камнями. Ее бока украшал рельеф, состоящий из героев различных сказок и легенд. Кого тут только не было! Испуганные девочки перед нападающими на них чудищами. Юные красавицы, которых похищали бородатые воители. Стройный как кипарис молодой муж, катящий на своей колеснице, за которой, словно хвост, тянулось восходящее над землей солнце. Ярче всех выделялся сюжет, рассказывающий про старика, снимающего корону со своей полуплешивой головы и передающей ее собравшемуся перед ним народу.
- Кто это? – невольно вырвался у Пойнса вопрос.
- Это грешный король, - осушив одним глотком содержимое своей, очень похожей на ту, что держал в руках Нед, чаши, пояснил Генри. – Грех его был так велик, что он пожелал снять с головы корону и лишить себя зрения.
- И что с ним потом стало?
- Он покинул свое королевство и жил как нищий.
- Несчастный, - содрогнулся Пойнс.
- Чем же? – поинтересовался Генри.
Взгляд его был лукав. Он смотрел на слугу с затаенной мыслью, ожидая пока тот сам заметит, что в зале есть и более интересные дела, нежели рассматривать узоры чаш. Но ошарашенный тем, что с ним происходило, Пойнс не смел поднять на своего господина взгляда. Он пристально всматривался в чашу, на поверхности которой, словно ожив, разворачивалась трагедия грешного короля. Пойнсу казалось, что люди смотрели на несчастного с нескрываемым осуждением, не понимая его. И правда, думал Нед, зачем снимать корону и лишать себя зрения за грехи? Разве монархи так поступают? Разве можно добровольно отказаться от трона и власти? Пускай даже ты и провинился. Но ты же король. А королям можно много больше, чем простым смертным. Короли – это такие небожители, которым не ведомы понятия греха.
- Он потерял свой трон, - наконец-то ответил Нед. – Что за большее несчастье может случиться с монархом, как не потеря власти?
К его удивлению Генри весело расхохотался, словно кто-то рассказал сальный анекдот. Он вплотную приблизился к Пойнсу и, забрав у него из рук пресловутую чашу, отставил ее в сторону. Заключив лицо Неда в ореол своих ладоней, Хэл вкрадчиво, так, что у Пойнса побежали мурашки по спине, произнес:
- Нед. Власть боится потерять лишь тот, у кого ее нет.
Сколько раз он видел своего господина целующимся с другими людьми, с женщинами, с мужчинами, трудно было сосчитать. Сколько раз наблюдал за тем, как Генри оторваться не может от того странного, несколько лет назад пропавшего из Лондона чужеземца, за которым он порой следил, словно за самой большой в Англии драгоценностью. И никогда Неду Пойнсу не приходило в голову, что он может оказаться на месте одного из этих счастливчиков. Конечно, любвеобильный Генри не обходил симпатичного паренька своим вниманием. И часто Нед становился предметом безудержного флирта принца, но это был тот максимум, который Генри проявлял по отношению к нему. Оба считали подобное лишь игрой, присущей господину и его расторопному слуге.
- У кого она есть, каждую минуту готов к тому, что ее отнимут, - прекратив мучительно сладко, с винными привкусом целовать остолбеневшего парня, закончил Генри и уставился на Пойнса с поистине нескрываемым сладострастным интересом.
Природа наделила Неда далекой от женской миловидностью, яркой, почти что демонической внешностью и стройностью, которая обещала не испортиться даже по прошествии многих лет. Черные как смоль волосы, вымытые по случаю встречи с принцем, были аккуратно расчесаны на обе стороны и пахли лесными травами. Широко распахнутые карие глаза смотрели удивленно и выжидающе. Он был пьян и чертовски красив. Отмой этого мальчика, дай ему богатую, добротную одежду, научи его манерам и он уподобится живому богу, сошедшему с небес и осенившему собой этот грязный, некрасивый мир.
- Ваше высочество, - прошептал Пойнс, боясь спугнуть удачу.
В паху сделалось тяжело. В штанах приятным дополнением - узко. Нед медленно поднял руки и, заведя их за спину принцу, обнял его. Генри не возражал. Взгляд его подернула поволока. Он облизнул губы и подался вперед, сильнее прижимаясь к Неду.
«Сколько же времени у вас не было… ваше высочество?» - не решился задать вопрос сообразительный Пойнс.
Вместо этого он попятился назад, к столу, увлекая за собой Генри. По дороге они сшибли два стула, с грохотом расступившиеся перед ними, подобно волнам моря, которыми повелевал пророк Моисей. Пойнс, не отпуская принца из объятий, взобрался задницей на стол, раздвинул ноги и с силой, не имея больше терпения строить из себя примерного слугу, притянул к себе вожделенное тело. Генри ответил горячим, словно расплавленная смола, поцелуем.
«Святые отцы и угодники! У меня во рту язык принца Уэльского!»
Он задыхался под натиском жадных рук, быстро, судорожно развязывающих на нем дублет. Генри отвел рукой ворот его нательной рубашки, касаясь губами шеи, ключиц. От поцелуев на коже было горячо и влажно. И Нед ощущал жаркое дыхание, слышал, как тяжело Генри дышит, чувствовал прикосновение к ноге вставшего члена. Завязки штанов путались на подрагивающих пальцах. Мешало все – края дублета, цеплявшаяся за кольцо на руке принца вышивка на вороте, штанины, прилипающие к лицу волосы. Кровь в висках бешено стучала, напоминая молот, который каким-то фантастическим образом быстро-быстро долбился о наковальню.
Нед Пойнс никогда не носил нижнего белья и съехавшие на самые щиколотки штанины открыли вид на ладную мужскую фигуру, на впалый живот, бедра, которые Генри оглаживал рукой, любуясь своим новым, очередным постельным приобретением. Напряженный член он ласкал взглядом словно пальцами. Задрав Пойнсу рубаху чуть ли не до самого носа, оголив его почти целиком, тут же наклонился и припал губами к напряженному соску. Нед задохнулся собственным вдохом, заерзал на поверхности стола. Ноги будто сами поползли выше, сгибаясь в коленях.
- Мне так неудобно, - заявил Генри, отстраняясь. - Сними их.
Пойнс послушно поднялся со спины, уселся на задницу и начал стягивать с себя одну штанину за другой. Руки у него дрожали, дыхание было сбивчивое. Немного помедлив, он стянул и рубаху, оставшись в чем мать родила.
- Отлично, - подобно коту облизнулся на него Генри. – А теперь слезай со стола и разворачивайся задом.
«А мальчик-то вырос», - усмехнулся про себя Нед, вставая нетвердыми ногами на теплый ковер и ложась грудью на стол.
- Как пожелает его высочество, - съерничав, ответил он Генри и пошире расставил ноги.
- Его высочество, - с ухмылкой отозвался принц, - желает ебаться.
- Извольте, - взвыл Пойнс, у которого от прикосновения пальцев к дырке своего зада, повело дурманом голову.
У дверей в залу раздался характерный скрип половиц. Дернувшегося в испуге Неда оставила властная рука Генри. Принц с силой надавил парню на плечо, не позволяя разогнуться.
В комнату вошел толстяк. В одной руке у него была куриная кость, другой он обнимал за талию одну из многочисленных кухарок, что день и ночь трудилась на благо желудков молодого наследника и его знатных друзей.
- Хорошо выглядишь, Нед! – помахал ему куриной костью толстяк. - Советую сильно не напрягаться!
- Пошел к черту! – процедил Нед, который не смел противиться приказу Генри, но очень хотел встать и вдарить старикану кулаком в самый нос.
Толстяк с удовольствием разглядывал двух полуобнаженных, разгоряченных ласками и нежностями парней, одного нависавшего над стоящим раком другим. В глазах его искрилось неподдельное любопытство. Он знал, до чего им сейчас хорошо, и со всем сладострастием подумал, что не грех бы и присоединиться. Раз уж принц Уэльский снизошел до такого пройдохи, как Нед Пойнс, то почему бы и не снизойти до него?
- Вы продолжайте, продолжайте, - весело посоветовал толстяк. – Мы, вот, сейчас докушаем и тоже отведаем столь сладкое блюдо, - он ущипнул кухарку за левую грудь, от чего та ойкнула и заулыбалась. – Может быть, мы даже с вами…
- Тебе чего? – грубо спросил Генри.
- Да я… - начал было толстяк.
- Пшел прочь, - приказал принц.
Такого тона от него не слышал никто и никогда. Когда он успел зародиться? Кто передал Генри такую дикую внутреннюю силу? В его голосе было все – и власть, и достоинство, и королевское величие, после которого моментально хочется бухнуться на колени перед его обладателем. Даже если он стоит перед тобой со спущенными штанами и выставленным на всеобщее обозрение достоинством.
Толстяк попятился прочь, увлекая за собой насмерть перепуганную кухарку. Еще секунда и их не стало в комнате.
Генри наклонился и нежно коснулся губами уха застывшего в недоумении Неда.
- Продолжим? – осведомился он, потираясь бедрами о его зад.
Нед нашел слова не сразу. В голове все еще звучали разбуженным колоколом слова, которыми Генри выпроводил старикана. От этого тона у Неда подкашивались коленки и дико ныли яйца. Хотелось трахаться сию минуту. Сильней, чем тогда, в кабаке, когда он рассматривал красивого, словно сошедшего с одного из настенных портретов в этой зале принца. Пойнс поймал себя на мысли, что ему сил нет, как хочется, чтобы Генри заговорил с ним точно таким же тоном. Но просить не решился. Лишь повилял от нетерпения задом.
– Его высочество собирается ебать меня насухо?
Генри плюнул себе на руку. Вязкая, мутновато-бесцветная слюна медленно потекла у него по пальцам. Скатившись по ладони, оторвавшись, одна капля упала на алый ковер рядом с босыми пятками Неда.
У Пойнса был опыт по части секса с мужиками. В трактире миссис Куикли только слепоглухонемой не пользовался тем, что все вокруг были дьявольски надравшимися и готовыми на все. В доброй старой Англии существовало множество «нет» на людях и открывались нереальные возможности, когда занавешивались окна, закрывались ставни, уходили в сторону любопытные взгляды, а на отступников от закона опускалась темнота, неважно, чем она была обусловлена – временем суток или же далеким от солнца закоулком. И Нед не был исключением из правил. А кто бы был? Если даже сам принц Уэльский частенько совершал грешки и потакал разврату. Как удержаться и не попробовать? Когда сам же притаскиваешь старому, доброму другу Хэлу красивых мальчиков на вечер. Одного ему, другого – себе. Конечно, речи не было, Пойнс частенько думал, что он и сам готов лечь в одну с Генри койку. Но принц почему-то всегда обходил этот вопрос стороной. А когда в Лондоне появился чужеземец, так и вообще перестал замечать кого или же что-либо, включая Неда. Кроме, конечно, самого чужеземца. В присутствие которого у Генри теплел взгляд, а порой и рдели алым щеки.
- Будьте милостивы, ваше высочество, - запросил Нед, когда головка члена уже в который раз прошлась по его заднице, так и не проникнув внутрь. – Чем я заслужил такую муку?
Его схватили за плечи и, потянув на себя, заставили встать. Длинные пальцы изящных рук игриво прошлись по груди, мимолетно коснувшись сосков. Генри развернул Пойнса лицом к себе, обнял, прижал. Смоченные в слюне пальцы, которые еще недавно ласкали Неда, теперь прошлись по его щеке. Хэл улыбался полубезумной, задурманенной желанием улыбкой. Он надавил на Пойнса своим весом, укладывая его обратно на стол, на спину. И пока они медленно опускались в таком столь неудобном акробатическом трюке, принц, еле касаясь, шептал в губы Неда:
- За красоту, дьявол тебя дери. Дери во все щели. За твою службу. За то, что такой… Чертов, Нед. Чего ж мне тебя раньше не хотелось?! Паршивец…
- Ваше высочество, - зашептал в ответ Пойнс, поднимая бедра навстречу, - я сделаю все что угодно, только не мучьте меня больше. Мой зад – ваш. Весь я – ваш.
- Все что пожелает мой народ, - подхватывая ноги Неда под коленки, пообещал Генри.
Кольцо мышц поддалось не сразу. Народ в лице Пойнса желал, чтобы его ебли медленней и нежней. Но Генри уже был королем. Недоставало лишь формальностей. И как любой настоящий король, он не слушал просящих стонов, он делал так, как было удобно ему, как он считал нужным. А нужным Генри считал засадить Пойнсу так, чтобы у того зазвенело как в яйцах, так и в мозгах. И чтобы огромный стол переговоров под ними рухнул к чертям собачьим. Подломился, мать его, разлетелся на двое. И чтобы Нед орал так, что его все служки в кухне слышали. Чтобы он что-то там бессвязно бормотал и дальше, откинувшись на стол, повернув голову на бок, прикрыв глаза. Чтобы его вспухшие от поцелуев губы все так же шевелились, чтобы подрагивали охуенно длинные ресницы, чтобы все таким же тесным, узким и невыносимо, мать его, прекрасным был зад.
Нед и правда орал. Уже потом, вспотевший, обхватив взмокшими руками Хэла за спину, буквально укрывшись им. Он орал так, что мог пробудить мертвых предков, молча взиравших на своего занимающегося любовью наследника с висящих на стенах картин. Он вырывался, стараясь подобно кабачной девке подмахивать задом, двигал бедрами так, чтобы у Генри получалось еще глубже, чем оно могло быть, чтобы ощущение тесноты и распираемой изнутри сладости оказалось сильней, на грани возможностей, на грани сознания.
Генри молча засаживал ему, стиснув зубы и не проронив ни стона. Лишь дышал как загнанная собака, жить которой оставалось считанные минуты. Он сосредоточенно долбился в Неда, изредка произнося что-то о его красоте, о том, что таких как он ебут только короли.
Пойнс не помнил, в какой момент потерял ощущение времени, утратил контроль за происходящим. Он очнулся на столе, лежащим на спине, с раздвинутыми как у роженицы ногами. В заднице было широко.
«Ветер, блядь, гулять может», - подумалось Неду.
А под задницей оказалось мокро. Нед протянул руку и коснулся ануса.
- Ты как первый раз, - услышал он голос Хэла.
Принц со спущенными штанами сидел на полу, спиной облокотившись на ножку стола. Не до конца опавший член покоился между ног, сморщившись, упирался в заляпанный спермой ковер.
- А вы будто двадцать лет в одиночке Ньюгейтской тюрьмы просидели.
- Что, сильно я тебя?
Нед слез со стола и аккуратно опустил свой зад рядом с Генри.
- Да бывало и хуже. Сейчас бы выпить.
Неохотно Генри приподнялся и, потянувшись, стащил со стола бутылку. В ней оставалось совсем немного. Во время их яростного траха упавшая посудина извергла из себя большую часть бристольского пойла. Генри сделал глоток и передал вино Неду.
- Хэл, - немного помолчав, заговорил Пойнс. – Вы…
- Просто хотел ебаться, - устало отрезал Генри. – Давай, подъем. Я спать хочу зверски.
- А мне куда? – обычно все понимающий Нед, тут замешкался, вспомнив, что он находится не где-то, а в самом Виндзорском замке, что только что он осквернил своим семенем место, в котором великие решали судьбы мира. – Старикан, наверное, давно свалил…
- Со мной, - подхватывая спадающую с ноги штанину, приказал Генри.
Спорить с только что выебавшим его монархом Пойнс не решился.
В деревню они вошли ближе к ночи. Против ожидания большинство домов в селении не спало. Необычное оживление, царившее на трех улицах, было таким, словно случилось второе пришествие и сам Иисус, опередив маленький отряд наемников, вошел в это богом забытое место.
Харольд приказал править к самому большому из зданий, особняком стоявшему от основного массива домов, почти что рядом с кладбищем. Именно там происходило нечто невообразимое. Возле забора столпились люди, в волнении и с любопытством чего-то ожидая. Хозяина дома, как и хозяйки и их троих сыновей видно не было. Харольд, кивнув своим ребятам следовать в стойла, сам, прихватив с самой Даймонда, направился в дом.
- Куда лезешь?.. – начал было один из сельчан, когда мужчины стали протискиваться к калитке.
Но быстро осекся, тут же поняв, что толкнул его далеко не местный нагловатый паренек. Харольд уже давно привык к тому, что его внешность приводила в замешательство и видавших виды наемников. Чего уж там говорить о простом крестьянине.
Поклонившись, сельчанин пропустил мужчин к дому.
- Что у них тут, помер кто? – оглядываясь, озадачился вопросом Даймонд.
Дверь отперли не сразу. Какое-то время пришлось что есть силы долбить в нее. Кажется, в доме думали, что пытается прорваться кто-то из местных. Но, в конечном итоге, хозяин осознал, что однообразный стук и удары такой силы – явно не могут принадлежат его соплеменникам.
- Харольд! – охнула открывшая дверь хозяйка и залилась слезами, уткнувшись мужчине в грудь.
Даймонд выглянул из-за плеча главного, оценивая обстановку в доме.
Везде горел свет, словно те, кто здесь жили, сильно боялись ночных духов, и точно знали, что те придут за ними. От самого порога в комнату тянулся след свежей грязи, в который уже успели попасть многочисленные людские следы. Руки и лицо хозяйки так же оказались испачканы. В углу, заблеванная кровью, комком валялась одежда, и стояли, наспех скинутые, сапоги. И не оставалось никаких сомнений в том, что в этой семье, которая каким-то странным образом была знакома главному из их отряда, случилось несчастье.
Даймонд еще толком не успел сообразить, что же могло произойти – напал ли кто, а может быть хозяин и кормилец погиб на охоте, как из комнаты, из которой доносились приглушенные людские голоса, высунулся рыжеволосый паренек, напоминающий скорее отпрыска знатного рода, нежели деревенского мальчишку. Харольд поднял на него свой тяжелый, недобрый взгляд. Но тот даже не подумал смутиться. Не сказав и слова пришедшим, в приказном тоне обратился к хозяйке:
- Еще воды!
- И чтобы чистой! – добавил он, когда женщина, встрепенувшись, и выпустив Харольда из объятий, побежала на задний двор.
- Да что, черт возьми, здесь происходит? – проследив за юркнувшим обратно в комнату мальчишкой, взмолился Даймонд.
- Сейчас узнаем, - ответил ему Харольд, переступая порог дома и прямиком направляясь следом за рыжеволосым наглецом.
Младшего сына хозяина дома, лежащего на постели, обливающегося потом, тяжело дышащего, обступило как минимум человек десять. Троих из них, включая рыжеволосого, Харольд не знал. Но вот присутствие толстого, умеющего знатно драться мужика, который стоял возле белокурой красавицы, он признал моментально. Сложно было не узнать человека, которого сам же убил на поле брани. Только сейчас толстяк был живее всех живых, и помирать не думал. Харольд видел многое в своей жизни, и уже ничему не удивлялся. Готов он был и к тому, что сейчас может произойти.
По всей видимости, Даймонд так же узнал толстяка, потому что рука его медленно потянулась к висящему на поясе оружию.
- Спокойно, - предостерег его Харольд.
Одна из присутствующих женщин, явно какая-то близкая знакомая семьи, обернувшись к вошедшим в комнату мужчинам, досадливо кивнула на хворающего парня и тихо произнесла:
- Дела-то какие творятся! Неужто последние наши дни грядут?
- Что с ним случилось? – не сводя взгляда с больного, над которым колдовал рыжеволосый наглец, так же тихо поинтересовался Харольд.
- С братом, вторым по матушке, пошел в лес. Тут у нас, недалеко. Старшой-то говорит, шли, шли, он какой-то цветок жевал, а потом, глядь, и упал как подкошенный. И давай изгибаться, словно в него бес вселился.
- Бывает, - пожал плечами Даймонд.
- Кровью блевал…
- А чего шум-то такой поднялся? – вновь спросил Харольд.
Краем глаза он следил за толстяком, который, словно на воскрешение покойника, смотрел на лежавшего на кровати мальчишку.
Женщина охнула и нанесла на себя крестное знамение.
- Живой же, - опередил ее слова Харольд.
- Это он сейчас живой, - покачала головой тетка, и даже на шаг назад отступила.
А затем, прильнув к Харольду, словно заговорщица, шепнула:
- А еще час тому назад был мертвый.
И, заметив изменившееся выражение лица своего собеседника, довольная произведенным эффектом, добавила:
- Вот тебе крест, мертвый. Его брат-то из лесу сюда уже бездыханным принес.
Харольд перевел взгляд на постель больного: у кровати, встав на колени, чем-то вязким и зеленоватым поил отравившегося паренька странный, рыжеволосый мальчишка.
Часть III.
Глава 13.
Автор: 1986-2004
Бета: Рицу-рё
Гамма: *Morgo*
Фандом: к/ф «Snow White and the Huntsman», т/ф «The Hollow Crown»
Персонажи: Эрик/Генрих
Рейтинг: NC-17
Жанр: Crossover, Angst, Romance
Саммари: Однажды беглец и скиталец по миру Эрик, убегая от судьбы, спасает от лесных разбойников мальчишку. И эта встреча становится судьбоносной для них обоих.
Предупреждения: Slash, OOC, OC, AU (сугубо личные мысли автора на темы как исторической действительности, так и действительности, созданной телеканалом ВВС; образы и характеры героев, а также их поступки остаются на усмотрение автора), ненормативная лексика
Состояние: в процессе
Размещение: только с разрешения автора
Дисклеймер: отказываюсь.
От автора: «Свобода – это семь метров и еще чуть-чуть» (с)
Главы 1 - 10Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
читать дальшеЧерез три дня пути им встретилась первая жилая деревня. Было в ней всего-то три улицы, одна из которых вела на старое, в два раза больше самого поселения, кладбище. Самая широкая улица обвивала кладбищенский холм почти что целиком и, словно змея, сама себя кусала за хвост. Одноэтажные серые домики, один не отличимый от другого, стояли так плотно стена к стене, что Дью невольно задался вопросом, а где же эти люди держат свои огороды и где в летний знойный день они сидят под тенистым раскидистым деревом, спасаясь от лучей палящего солнца, отдыхают?
Его спутники мало что знали о нравах и быте старушки Англии. Тот, кто назвался Эваном, был нелюдим и в разговор вступал крайне неохотно. За все время пути именно к нему Дью проникся самым, с его точки зрения, неоправданным доверием. Не видя этого человека в бою, не зная на что он способен, тем не менее, старый вояка чувствовал в нем почти что точную копию Эрика. Была в нем та же внутренняя, необъяснимая сила, дарующая людям не только честь и достоинство, но и неизбежное одиночество. Разве что внешне они разнились как день и ночь. Южанин Эрик был русоволос, кареглаз и, не смотря на свое закаленное, натруженное в боях сложение, худощав. От него, чтобы ни случилось, как бы он ни жил, всегда веяло неизбывной пустотой и утратой, словно эти вещи были чем-то вроде неизлечимой болезни. Белокожий, с львиной гривой пшеничного цвета волос Эван излучал огромную, тяжелую, словно неподвижная гора, силу. Все его существо дышало здоровьем и молодостью. За время пути Дью ни раз оговаривался и называл парня Эриком. Того сравнение нисколько не раздражало. По всей видимости, он вообще ни разу в жизни не видел, как выглядит разыскиваемый им человек. Что неизменно приводило Дью в смятение и раздумья. Несколько раз он пытался вытянуть информацию из младшего брата, но тот, при всей своей болтливости, умел много говорить только ему самому полезные и нужные вещи. В итоге Дью не удалось разговорить своих спутников и выяснить, зачем им Эрик.
Рыжеволосого же мальчугана-лекаря звали коротким, звучным именем Айк.
«Смеющийся. - Ухмыльнулся про себя Дью, подумав, насколько говорящие у парней имена. – Если, конечно, это их настоящие имена».
Но чем больше он узнавал тех, с кем делил тяготы пути и пищу, тем больше убеждался в своей догадке: парни не просто не местные наемники, служащие на местячкового лорда, они – что-то вроде шпионов, засланных с далекой стороны. Но зачем такие люди охотятся за Эриком? И кто те, кто, почти без проблем перебив весь отряд, оставили в живых и выкрали его друга? И, в конце концов, кто такой сам Эрик, раз за ним гоняется столько серьезных ребят?
Но к тому моменту, когда их небольшая компания вошла в деревню, Дью окончательно потерял надежду на то, чтобы хоть немного прояснить происходящее. Его не стремились убить. Айк искусно, словно он и правда был богом, залечил его раны. Они делили с ним ночлег, свою еду, воду, даже спиртное, название которого Дью не знал, но одно мог сказать точно – тот мед, что носили с собой в бурдюках ребята, был самим подарком небес. И, в общем-то, если бы не странная ситуация, настолько быстро сложившаяся, насколько не складывается и карточный домик, Дью решил бы, что ему повезло и он обрел отличных товарищей, с которыми спокойно можно и отдыхать, и работать.
- Мы можем заночевать в этой деревне, - обратилась к братьям Марша.
Дью мог поклясться, что никогда в своей жизни не встречал более красивой женщины, чем эта белокурая воительница. Не смотря на то, что она носила женское платье и имела кроткий, спокойный нрав, тем не менее, она могла дать фору любому мужчине, даже самому Дью, который считал, что не всякий мужчина с ним справится. Марша умела не только готовить и стирать, но и драться, отвечать колкостью на колкость, никогда не спускала обиду и была эдаким мужиком в юбке.
- У меня старшая сестра была такой же, - как-то за ужином разговорился Дью с молчаливым Эваном, кивая на колдующую над котелком Маршу. – Ну, до тех пор, пока шестого не родила и тогда уже все, - он махнул рукой, в которой была зажата ложка.
Часть похлебки пролетела и упала к ногами женщины.
- Простите, - пролепетал тут же покрасневший Дью.
В общении с ней он не мог не краснеть. Стоило ей обратиться к нему с каким-то вопросом, как старый вояка, растеряв все свое красноречие, начинал блеять подобно козлу, тряс головой и не мог подобрать слов для ответа. Сам же он заговаривал с Маршей крайне редко, порой опасаясь, что за неосмотрительное высказывание она даст ему в глаз, а порой просто, без видимой на то причины, не мог вымолвить и слова. Им овладевала робость, которой не было ни в одном из братьев. Эван обращался с женщиной учтиво, вежливо, словно она была самой английской королевой. Но не более. А вот Айк цеплялся к Марше по любому поводу. Именно с его помощью Дью узнал, что эта хрупкая женщина отлично дерется. И что за ехидное замечание в адрес ее стряпни можно получить ложкой по лбу. Ну, или нарваться на вполне себе мужское замечание о тонкости кишки и маленьком члене.
- Не думаю, что это хорошая идея, - заявил на предложение Марши Айк.
- Здесь лес недалеко, - обернулся к нему Эван. – Полчаса пути на юг, и будем там.
Хорошенькое, милое личико Марши скривилось в недовольную гримасу, но перечить братьям женщина не стала. Дью мало понимал их отношения и кто кем и кому приходился. С нагловатым мальчишкой-лекарем женщина всегда спорила, называя того упрямым ослом и ошибкой его отца. Впрочем, Айк не оставался в долгу и клеймил Маршу непутевой и бесприданницей. С Эваном же женщина никогда не ввязывалась не то, что в спор, а даже в обычный разговор. Сперва Дью казалось, что Марша боится этого огромного, сурового человека. Но чем больше проходило времени, тем яснее становилось то, что женщина просто робеет перед Эваном, не боится его, но словно стесняется. Можно было предположить, что они оба – жених и невеста из благородных семей, чья свадьба состряпана у них за спинами без их согласия. Эван молча принимает родительский наказ взять в жены ту, которую он и не знал никогда как женщину, а Марша покорно соглашается, пряча взгляд в пол каждый раз, когда будущий муж кидает на нее взор. Но это были лишь его фантазии. На деле же Дью не знал толком, братья ли на самом деле два таких разных по внешности и характеру парня.
- С нами женщина, - обратился к Эвану Дью. – Было бы лучше остаться в деревне. Мы и так четвертую ночь будем куковать на сырой земле. А в лесу может быть еще и небезопасно.
Эван взглянул на Маршу, но тут же отвел взгляд, словно не желая под чарами ее глаз размякнуть и согласиться с предложением более уютного ночлега.
- А что? – Взвился острый на язык Айк. – Женщина больна? Она слаба и не может идти дальше? Женщина жалуется? Ей не нравится лес и сырая земля?
- Помолчи, - оборвал его Эван.
- Пускай скажет, - попросил мальчишка. – Ну? Марша, устала ли ты с нами путешествовать?
- К черту тебя, козлинобородый! – замахнулась на него Марша. – Идем в твой лес. Спасу от тебя никакого.
Она обогнула стоящего у нее на пути Эвана и широким, далеко не женственным шагом стала подниматься на холм. Незаплетенные золотые косы мотало из стороны в сторону в такт ее движению. Гордо задрав голову, она, не оглядываясь, устремилась вперед – статная, ладная, с аппетитными бедрами, красивыми белыми руками. Дью смотрел ей вслед как зачарованный, не в силах взгляда оторвать. И только когда Эван последовал за ней, опомнился и, опередив его, так же кинулся на холм.
- Он людей не любит, - пояснила Марша, когда они с Дью ушли от отстающих братьев далеко вперед. – Ему под землей и то лучше будет, чем в этой деревне.
- Как так? – не понял Дью. – Лекарь и людей не любит!
- А вот так, - она пожала плечами. – А вы чего за мной бежите? Аж запыхались.
Его толстое пузо колыхалось почти так же, как и ее роскошные волосы – туда, обратно, подчиняясь ритму быстрых, нервных шагов.
- Смотрите, братья вас из поля зрения все равно не выпустят. И сбежать вам не удастся.
- А я, - отчаянно краснея, заявил Дью, - и не собираюсь бежать. Я так… Я тут, с вами… А что он так на вас? Кто он такой, мать его? Простите… Сам епископ? Что он вам приказывает?
На деле Дью боялся, что один из двух ребят действительно окажется ее женихом. Тогда пиши, пропало! Не то, чтобы он имел какие-то на нее виды, но… Сердцу, как говорится, не прикажешь. С того момента, как он встретил Маршу, мир для Дью совершенно изменился. Он уже и забыл, что с него, единственного, если не считать пропавшего Эрика, оставшегося в живых, может спросить сам Томас Бьюфорт. Не вспоминал он и о троих своих сестрицах, о которых ему всю жизнь надобно было заботиться, потому что ни одна из них так толком свою судьбу и не выстроила. У каждой муж оказался пропойцей и дураком. А детей настругалось как котят в лукошке – немерено. Казалось, Дью забыл сам себя. Он, словно чистая, заново родившая душа, окунулся в купель со святой водой и вынырнул оттуда совсем другим человеком, без грехов прошлого и без всех тех проблем, что отягощали его ранее. Он, уже далеко не молодой мужчина, влюбился страстно и без остатка, впервые в своей длинной, наполненной опасностями судьбе. Марша вошла в его жизнь словно нож, который входит в подтаявший кусок масла – легко, почти что незаметно. Она изменила его за какие-то часы. Все в ней казалось ему прекрасным, совершенным, самым лучшим. Дью не мог поверить, что земля, обычное женское лоно рождает таких прекрасных созданий.
- Я сама напросилась, - понурив голову, призналась Марша. – Я для них обуза. Хотя и стараюсь сделать все, чтобы таковой не являться.
- Вы с кем-то из них?..
Он не знал, как так надо задать вопрос, чтобы не получить от нее кулаком в нос. И главное – чтобы не обидеть это неземное создание. Но сил находиться в неведении у него уже не было.
- Они ваши… Он ваш… Эван… Ваш брат?
- С чего вы взяли? – щеки ее залились румянцем, словно он спросил нечто очень личное.
Ни одна деревенская девчушка от такого бы не смутилась. Да ты мог ее еще и по заду хлопнуть, а она бы только рассмеялась. Дью диву давался: в глуши, с тремя мужчинами идет женщина, прекрасная как самая красивая заря над грешной землей, и эта женщина явно не простушка из далеких земель, которая большую часть прожитой жизни пасла коз и плела венки. Откуда она здесь?
- Жених? – еле слышно осмелился задать еще один вопрос Дью.
- Нет, - она рассмеялась, - они оба мне не женихи.
И покраснела еще больше, не смея поднять на мужчину взгляда. И вроде бы неробко ответила, но сразу стало ясно, что это не та женщина, каких привык пробовать по кабакам Дью.
«Святые отцы и угодники! – молча, с радостью взмолился он. – Будьте ко мне благосклонны и дале!»
Впереди уже виднелся чернеющий по вечеру лес, когда за спинами путников, с восточной стороны от деревни, раздался еле различимый шум. В селение проскакала загнанная лошадь. Еще немного и стали слышны крики и женский надрывный плач. Дью с Маршей остановились, оглянувшись на догоняющих их братьев.
- Что там? – кивнула Эвану Марша.
- Помер кто-то, - лаконично ответил тот.
- Похороны, значит? – не изменившись в лице, призадумался Айк. – Похороны, это интересно.
Иногда он говорил то, что приводило Дью в замешательство. Как это так, похороны и интересно? Что такого интересного в том, что человек умер? Смерть – это то, что придет за всеми нами. Она не старая и не новая, она суть вечная. Нет в ней ничего ни интересного, ни забавного, ни веселого или же трагичного. Дью видел много смертей. Увидеть еще одну у него никакого желания не возникало.
- Заглянем? – повернулся лекарь к Эвану.
- А как же ночлег? – спросил было Дью.
Но Эван сделал так, как делал всегда, за все время их пути – согласился с рыжеволосым младшим братом. Молча согласно кивнув, он, не дожидаясь спутников, пошел в сторону дом за домом оживающей деревни. К тому времени немногочисленные женские крики уже переплавились в многолюдные стоны. Пробудилось все селение.
- Он его раб? – не удержался Дью от вопроса, смотря в спину удаляющемуся Эвану, за которым, не спеша догонять, шел Айк.
- Если бы все было так просто, - грустно улыбнулся Марша.
И сделала то, после чего Дью уже и думать забыл о странном поведении старшего брата. Марша взяла его за руку и потянула в сторону случившийся у людей беды. Мягкое прикосновение ее пальцев тут же выбили из его головы все связные мысли.
«Смерть так смерть», - подумал Дью, и сделал шаг.
Нед Пойнс никогда не был в Виндзорском замке. Признаться, за свою жизнь он не был ни в одном из замков, ни в Англии, ни за ее пределами. И это не смотря на то, что водил давнее знакомство с самим принцем Уэльским. Поэтому зала, в которой сам Генрих Болингброк нередко принимал просителей, произвела на парня самый что ни на есть неизгладимый эффект. Нед застыл на пороге, разинув рот и выронив из рук бурдюк с вином.
Огромная в длину, уходящая стенами ввысь, украшенная портретами монарших особ и знати, пылающая алой отделкой зала вмещала в себя продолговатый овальный стол, тянущийся почти от самого входа и до конца комнаты, где возвышалась чья-то белоснежная статуя. Друг против друга, обогревая место переговоров, работали два камина. Словно защищая собой стены, стояли по всему периметру стулья, обитые в тон основной отделки помещения. Изукрашенный причудливыми, восточными узорами ковер ровным слоем, словно его кто насмерть присоединил, лежал на полу. Казалось, вся роскошь мира сошлась именно здесь, именно в этой чудной, неимоверно красивой зале.
- Проходи, - посоветовал ему Генри, снимая перчатки и сбрасывая на кресло уличный плащ.
Слуга принес поднос с вином, двумя чашами и какой-то мелкой закусью, горкой насыпанной в вазе. Поставив утварь на стол, он исчез в одном из боковых выходов.
- Я в грязном, - заметил Пойнс, пристально осматривая свои, в чем только не испачканные сапоги.
- Тут все грязь, - полуобернувшись, улыбнулся ему Генри. – Из самого Бристоля, - поднял он бутылку вина. – Советую не отказываться.
- Да я… Я разве ж отказываюсь…
- Грязь, - возобновил он прерванное объяснение, разливая вино по чашам, - только выглядит немного по-другому. На деле тут такая дыра, какая тебе и не снилась, Нед. Нед! Что ты встал как вкопанный! Шуруй сюда, живо!
Приказной тон подействовал на Пойнса отрезвляюще и он, истинно по-воровски юркнул в залу, не забыв опасливо оглянуться. Он выглядел, как вор-новичок, который пошел на свое первое задание и сейчас, проникнув в дом, ежесекундно посматривает по сторонам – не идет ли кто? Впервые в жизни растеряв всю свою наглость и самоуверенность, он медленно подошел к Генри и боязливо принял из его рук чашу с вином.
Чаша была огромная, посеребренная, инкрустированная драгоценными камнями. Ее бока украшал рельеф, состоящий из героев различных сказок и легенд. Кого тут только не было! Испуганные девочки перед нападающими на них чудищами. Юные красавицы, которых похищали бородатые воители. Стройный как кипарис молодой муж, катящий на своей колеснице, за которой, словно хвост, тянулось восходящее над землей солнце. Ярче всех выделялся сюжет, рассказывающий про старика, снимающего корону со своей полуплешивой головы и передающей ее собравшемуся перед ним народу.
- Кто это? – невольно вырвался у Пойнса вопрос.
- Это грешный король, - осушив одним глотком содержимое своей, очень похожей на ту, что держал в руках Нед, чаши, пояснил Генри. – Грех его был так велик, что он пожелал снять с головы корону и лишить себя зрения.
- И что с ним потом стало?
- Он покинул свое королевство и жил как нищий.
- Несчастный, - содрогнулся Пойнс.
- Чем же? – поинтересовался Генри.
Взгляд его был лукав. Он смотрел на слугу с затаенной мыслью, ожидая пока тот сам заметит, что в зале есть и более интересные дела, нежели рассматривать узоры чаш. Но ошарашенный тем, что с ним происходило, Пойнс не смел поднять на своего господина взгляда. Он пристально всматривался в чашу, на поверхности которой, словно ожив, разворачивалась трагедия грешного короля. Пойнсу казалось, что люди смотрели на несчастного с нескрываемым осуждением, не понимая его. И правда, думал Нед, зачем снимать корону и лишать себя зрения за грехи? Разве монархи так поступают? Разве можно добровольно отказаться от трона и власти? Пускай даже ты и провинился. Но ты же король. А королям можно много больше, чем простым смертным. Короли – это такие небожители, которым не ведомы понятия греха.
- Он потерял свой трон, - наконец-то ответил Нед. – Что за большее несчастье может случиться с монархом, как не потеря власти?
К его удивлению Генри весело расхохотался, словно кто-то рассказал сальный анекдот. Он вплотную приблизился к Пойнсу и, забрав у него из рук пресловутую чашу, отставил ее в сторону. Заключив лицо Неда в ореол своих ладоней, Хэл вкрадчиво, так, что у Пойнса побежали мурашки по спине, произнес:
- Нед. Власть боится потерять лишь тот, у кого ее нет.
Сколько раз он видел своего господина целующимся с другими людьми, с женщинами, с мужчинами, трудно было сосчитать. Сколько раз наблюдал за тем, как Генри оторваться не может от того странного, несколько лет назад пропавшего из Лондона чужеземца, за которым он порой следил, словно за самой большой в Англии драгоценностью. И никогда Неду Пойнсу не приходило в голову, что он может оказаться на месте одного из этих счастливчиков. Конечно, любвеобильный Генри не обходил симпатичного паренька своим вниманием. И часто Нед становился предметом безудержного флирта принца, но это был тот максимум, который Генри проявлял по отношению к нему. Оба считали подобное лишь игрой, присущей господину и его расторопному слуге.
- У кого она есть, каждую минуту готов к тому, что ее отнимут, - прекратив мучительно сладко, с винными привкусом целовать остолбеневшего парня, закончил Генри и уставился на Пойнса с поистине нескрываемым сладострастным интересом.
Природа наделила Неда далекой от женской миловидностью, яркой, почти что демонической внешностью и стройностью, которая обещала не испортиться даже по прошествии многих лет. Черные как смоль волосы, вымытые по случаю встречи с принцем, были аккуратно расчесаны на обе стороны и пахли лесными травами. Широко распахнутые карие глаза смотрели удивленно и выжидающе. Он был пьян и чертовски красив. Отмой этого мальчика, дай ему богатую, добротную одежду, научи его манерам и он уподобится живому богу, сошедшему с небес и осенившему собой этот грязный, некрасивый мир.
- Ваше высочество, - прошептал Пойнс, боясь спугнуть удачу.
В паху сделалось тяжело. В штанах приятным дополнением - узко. Нед медленно поднял руки и, заведя их за спину принцу, обнял его. Генри не возражал. Взгляд его подернула поволока. Он облизнул губы и подался вперед, сильнее прижимаясь к Неду.
«Сколько же времени у вас не было… ваше высочество?» - не решился задать вопрос сообразительный Пойнс.
Вместо этого он попятился назад, к столу, увлекая за собой Генри. По дороге они сшибли два стула, с грохотом расступившиеся перед ними, подобно волнам моря, которыми повелевал пророк Моисей. Пойнс, не отпуская принца из объятий, взобрался задницей на стол, раздвинул ноги и с силой, не имея больше терпения строить из себя примерного слугу, притянул к себе вожделенное тело. Генри ответил горячим, словно расплавленная смола, поцелуем.
«Святые отцы и угодники! У меня во рту язык принца Уэльского!»
Он задыхался под натиском жадных рук, быстро, судорожно развязывающих на нем дублет. Генри отвел рукой ворот его нательной рубашки, касаясь губами шеи, ключиц. От поцелуев на коже было горячо и влажно. И Нед ощущал жаркое дыхание, слышал, как тяжело Генри дышит, чувствовал прикосновение к ноге вставшего члена. Завязки штанов путались на подрагивающих пальцах. Мешало все – края дублета, цеплявшаяся за кольцо на руке принца вышивка на вороте, штанины, прилипающие к лицу волосы. Кровь в висках бешено стучала, напоминая молот, который каким-то фантастическим образом быстро-быстро долбился о наковальню.
Нед Пойнс никогда не носил нижнего белья и съехавшие на самые щиколотки штанины открыли вид на ладную мужскую фигуру, на впалый живот, бедра, которые Генри оглаживал рукой, любуясь своим новым, очередным постельным приобретением. Напряженный член он ласкал взглядом словно пальцами. Задрав Пойнсу рубаху чуть ли не до самого носа, оголив его почти целиком, тут же наклонился и припал губами к напряженному соску. Нед задохнулся собственным вдохом, заерзал на поверхности стола. Ноги будто сами поползли выше, сгибаясь в коленях.
- Мне так неудобно, - заявил Генри, отстраняясь. - Сними их.
Пойнс послушно поднялся со спины, уселся на задницу и начал стягивать с себя одну штанину за другой. Руки у него дрожали, дыхание было сбивчивое. Немного помедлив, он стянул и рубаху, оставшись в чем мать родила.
- Отлично, - подобно коту облизнулся на него Генри. – А теперь слезай со стола и разворачивайся задом.
«А мальчик-то вырос», - усмехнулся про себя Нед, вставая нетвердыми ногами на теплый ковер и ложась грудью на стол.
- Как пожелает его высочество, - съерничав, ответил он Генри и пошире расставил ноги.
- Его высочество, - с ухмылкой отозвался принц, - желает ебаться.
- Извольте, - взвыл Пойнс, у которого от прикосновения пальцев к дырке своего зада, повело дурманом голову.
У дверей в залу раздался характерный скрип половиц. Дернувшегося в испуге Неда оставила властная рука Генри. Принц с силой надавил парню на плечо, не позволяя разогнуться.
В комнату вошел толстяк. В одной руке у него была куриная кость, другой он обнимал за талию одну из многочисленных кухарок, что день и ночь трудилась на благо желудков молодого наследника и его знатных друзей.
- Хорошо выглядишь, Нед! – помахал ему куриной костью толстяк. - Советую сильно не напрягаться!
- Пошел к черту! – процедил Нед, который не смел противиться приказу Генри, но очень хотел встать и вдарить старикану кулаком в самый нос.
Толстяк с удовольствием разглядывал двух полуобнаженных, разгоряченных ласками и нежностями парней, одного нависавшего над стоящим раком другим. В глазах его искрилось неподдельное любопытство. Он знал, до чего им сейчас хорошо, и со всем сладострастием подумал, что не грех бы и присоединиться. Раз уж принц Уэльский снизошел до такого пройдохи, как Нед Пойнс, то почему бы и не снизойти до него?
- Вы продолжайте, продолжайте, - весело посоветовал толстяк. – Мы, вот, сейчас докушаем и тоже отведаем столь сладкое блюдо, - он ущипнул кухарку за левую грудь, от чего та ойкнула и заулыбалась. – Может быть, мы даже с вами…
- Тебе чего? – грубо спросил Генри.
- Да я… - начал было толстяк.
- Пшел прочь, - приказал принц.
Такого тона от него не слышал никто и никогда. Когда он успел зародиться? Кто передал Генри такую дикую внутреннюю силу? В его голосе было все – и власть, и достоинство, и королевское величие, после которого моментально хочется бухнуться на колени перед его обладателем. Даже если он стоит перед тобой со спущенными штанами и выставленным на всеобщее обозрение достоинством.
Толстяк попятился прочь, увлекая за собой насмерть перепуганную кухарку. Еще секунда и их не стало в комнате.
Генри наклонился и нежно коснулся губами уха застывшего в недоумении Неда.
- Продолжим? – осведомился он, потираясь бедрами о его зад.
Нед нашел слова не сразу. В голове все еще звучали разбуженным колоколом слова, которыми Генри выпроводил старикана. От этого тона у Неда подкашивались коленки и дико ныли яйца. Хотелось трахаться сию минуту. Сильней, чем тогда, в кабаке, когда он рассматривал красивого, словно сошедшего с одного из настенных портретов в этой зале принца. Пойнс поймал себя на мысли, что ему сил нет, как хочется, чтобы Генри заговорил с ним точно таким же тоном. Но просить не решился. Лишь повилял от нетерпения задом.
– Его высочество собирается ебать меня насухо?
Генри плюнул себе на руку. Вязкая, мутновато-бесцветная слюна медленно потекла у него по пальцам. Скатившись по ладони, оторвавшись, одна капля упала на алый ковер рядом с босыми пятками Неда.
У Пойнса был опыт по части секса с мужиками. В трактире миссис Куикли только слепоглухонемой не пользовался тем, что все вокруг были дьявольски надравшимися и готовыми на все. В доброй старой Англии существовало множество «нет» на людях и открывались нереальные возможности, когда занавешивались окна, закрывались ставни, уходили в сторону любопытные взгляды, а на отступников от закона опускалась темнота, неважно, чем она была обусловлена – временем суток или же далеким от солнца закоулком. И Нед не был исключением из правил. А кто бы был? Если даже сам принц Уэльский частенько совершал грешки и потакал разврату. Как удержаться и не попробовать? Когда сам же притаскиваешь старому, доброму другу Хэлу красивых мальчиков на вечер. Одного ему, другого – себе. Конечно, речи не было, Пойнс частенько думал, что он и сам готов лечь в одну с Генри койку. Но принц почему-то всегда обходил этот вопрос стороной. А когда в Лондоне появился чужеземец, так и вообще перестал замечать кого или же что-либо, включая Неда. Кроме, конечно, самого чужеземца. В присутствие которого у Генри теплел взгляд, а порой и рдели алым щеки.
- Будьте милостивы, ваше высочество, - запросил Нед, когда головка члена уже в который раз прошлась по его заднице, так и не проникнув внутрь. – Чем я заслужил такую муку?
Его схватили за плечи и, потянув на себя, заставили встать. Длинные пальцы изящных рук игриво прошлись по груди, мимолетно коснувшись сосков. Генри развернул Пойнса лицом к себе, обнял, прижал. Смоченные в слюне пальцы, которые еще недавно ласкали Неда, теперь прошлись по его щеке. Хэл улыбался полубезумной, задурманенной желанием улыбкой. Он надавил на Пойнса своим весом, укладывая его обратно на стол, на спину. И пока они медленно опускались в таком столь неудобном акробатическом трюке, принц, еле касаясь, шептал в губы Неда:
- За красоту, дьявол тебя дери. Дери во все щели. За твою службу. За то, что такой… Чертов, Нед. Чего ж мне тебя раньше не хотелось?! Паршивец…
- Ваше высочество, - зашептал в ответ Пойнс, поднимая бедра навстречу, - я сделаю все что угодно, только не мучьте меня больше. Мой зад – ваш. Весь я – ваш.
- Все что пожелает мой народ, - подхватывая ноги Неда под коленки, пообещал Генри.
Кольцо мышц поддалось не сразу. Народ в лице Пойнса желал, чтобы его ебли медленней и нежней. Но Генри уже был королем. Недоставало лишь формальностей. И как любой настоящий король, он не слушал просящих стонов, он делал так, как было удобно ему, как он считал нужным. А нужным Генри считал засадить Пойнсу так, чтобы у того зазвенело как в яйцах, так и в мозгах. И чтобы огромный стол переговоров под ними рухнул к чертям собачьим. Подломился, мать его, разлетелся на двое. И чтобы Нед орал так, что его все служки в кухне слышали. Чтобы он что-то там бессвязно бормотал и дальше, откинувшись на стол, повернув голову на бок, прикрыв глаза. Чтобы его вспухшие от поцелуев губы все так же шевелились, чтобы подрагивали охуенно длинные ресницы, чтобы все таким же тесным, узким и невыносимо, мать его, прекрасным был зад.
Нед и правда орал. Уже потом, вспотевший, обхватив взмокшими руками Хэла за спину, буквально укрывшись им. Он орал так, что мог пробудить мертвых предков, молча взиравших на своего занимающегося любовью наследника с висящих на стенах картин. Он вырывался, стараясь подобно кабачной девке подмахивать задом, двигал бедрами так, чтобы у Генри получалось еще глубже, чем оно могло быть, чтобы ощущение тесноты и распираемой изнутри сладости оказалось сильней, на грани возможностей, на грани сознания.
Генри молча засаживал ему, стиснув зубы и не проронив ни стона. Лишь дышал как загнанная собака, жить которой оставалось считанные минуты. Он сосредоточенно долбился в Неда, изредка произнося что-то о его красоте, о том, что таких как он ебут только короли.
Пойнс не помнил, в какой момент потерял ощущение времени, утратил контроль за происходящим. Он очнулся на столе, лежащим на спине, с раздвинутыми как у роженицы ногами. В заднице было широко.
«Ветер, блядь, гулять может», - подумалось Неду.
А под задницей оказалось мокро. Нед протянул руку и коснулся ануса.
- Ты как первый раз, - услышал он голос Хэла.
Принц со спущенными штанами сидел на полу, спиной облокотившись на ножку стола. Не до конца опавший член покоился между ног, сморщившись, упирался в заляпанный спермой ковер.
- А вы будто двадцать лет в одиночке Ньюгейтской тюрьмы просидели.
- Что, сильно я тебя?
Нед слез со стола и аккуратно опустил свой зад рядом с Генри.
- Да бывало и хуже. Сейчас бы выпить.
Неохотно Генри приподнялся и, потянувшись, стащил со стола бутылку. В ней оставалось совсем немного. Во время их яростного траха упавшая посудина извергла из себя большую часть бристольского пойла. Генри сделал глоток и передал вино Неду.
- Хэл, - немного помолчав, заговорил Пойнс. – Вы…
- Просто хотел ебаться, - устало отрезал Генри. – Давай, подъем. Я спать хочу зверски.
- А мне куда? – обычно все понимающий Нед, тут замешкался, вспомнив, что он находится не где-то, а в самом Виндзорском замке, что только что он осквернил своим семенем место, в котором великие решали судьбы мира. – Старикан, наверное, давно свалил…
- Со мной, - подхватывая спадающую с ноги штанину, приказал Генри.
Спорить с только что выебавшим его монархом Пойнс не решился.
В деревню они вошли ближе к ночи. Против ожидания большинство домов в селении не спало. Необычное оживление, царившее на трех улицах, было таким, словно случилось второе пришествие и сам Иисус, опередив маленький отряд наемников, вошел в это богом забытое место.
Харольд приказал править к самому большому из зданий, особняком стоявшему от основного массива домов, почти что рядом с кладбищем. Именно там происходило нечто невообразимое. Возле забора столпились люди, в волнении и с любопытством чего-то ожидая. Хозяина дома, как и хозяйки и их троих сыновей видно не было. Харольд, кивнув своим ребятам следовать в стойла, сам, прихватив с самой Даймонда, направился в дом.
- Куда лезешь?.. – начал было один из сельчан, когда мужчины стали протискиваться к калитке.
Но быстро осекся, тут же поняв, что толкнул его далеко не местный нагловатый паренек. Харольд уже давно привык к тому, что его внешность приводила в замешательство и видавших виды наемников. Чего уж там говорить о простом крестьянине.
Поклонившись, сельчанин пропустил мужчин к дому.
- Что у них тут, помер кто? – оглядываясь, озадачился вопросом Даймонд.
Дверь отперли не сразу. Какое-то время пришлось что есть силы долбить в нее. Кажется, в доме думали, что пытается прорваться кто-то из местных. Но, в конечном итоге, хозяин осознал, что однообразный стук и удары такой силы – явно не могут принадлежат его соплеменникам.
- Харольд! – охнула открывшая дверь хозяйка и залилась слезами, уткнувшись мужчине в грудь.
Даймонд выглянул из-за плеча главного, оценивая обстановку в доме.
Везде горел свет, словно те, кто здесь жили, сильно боялись ночных духов, и точно знали, что те придут за ними. От самого порога в комнату тянулся след свежей грязи, в который уже успели попасть многочисленные людские следы. Руки и лицо хозяйки так же оказались испачканы. В углу, заблеванная кровью, комком валялась одежда, и стояли, наспех скинутые, сапоги. И не оставалось никаких сомнений в том, что в этой семье, которая каким-то странным образом была знакома главному из их отряда, случилось несчастье.
Даймонд еще толком не успел сообразить, что же могло произойти – напал ли кто, а может быть хозяин и кормилец погиб на охоте, как из комнаты, из которой доносились приглушенные людские голоса, высунулся рыжеволосый паренек, напоминающий скорее отпрыска знатного рода, нежели деревенского мальчишку. Харольд поднял на него свой тяжелый, недобрый взгляд. Но тот даже не подумал смутиться. Не сказав и слова пришедшим, в приказном тоне обратился к хозяйке:
- Еще воды!
- И чтобы чистой! – добавил он, когда женщина, встрепенувшись, и выпустив Харольда из объятий, побежала на задний двор.
- Да что, черт возьми, здесь происходит? – проследив за юркнувшим обратно в комнату мальчишкой, взмолился Даймонд.
- Сейчас узнаем, - ответил ему Харольд, переступая порог дома и прямиком направляясь следом за рыжеволосым наглецом.
Младшего сына хозяина дома, лежащего на постели, обливающегося потом, тяжело дышащего, обступило как минимум человек десять. Троих из них, включая рыжеволосого, Харольд не знал. Но вот присутствие толстого, умеющего знатно драться мужика, который стоял возле белокурой красавицы, он признал моментально. Сложно было не узнать человека, которого сам же убил на поле брани. Только сейчас толстяк был живее всех живых, и помирать не думал. Харольд видел многое в своей жизни, и уже ничему не удивлялся. Готов он был и к тому, что сейчас может произойти.
По всей видимости, Даймонд так же узнал толстяка, потому что рука его медленно потянулась к висящему на поясе оружию.
- Спокойно, - предостерег его Харольд.
Одна из присутствующих женщин, явно какая-то близкая знакомая семьи, обернувшись к вошедшим в комнату мужчинам, досадливо кивнула на хворающего парня и тихо произнесла:
- Дела-то какие творятся! Неужто последние наши дни грядут?
- Что с ним случилось? – не сводя взгляда с больного, над которым колдовал рыжеволосый наглец, так же тихо поинтересовался Харольд.
- С братом, вторым по матушке, пошел в лес. Тут у нас, недалеко. Старшой-то говорит, шли, шли, он какой-то цветок жевал, а потом, глядь, и упал как подкошенный. И давай изгибаться, словно в него бес вселился.
- Бывает, - пожал плечами Даймонд.
- Кровью блевал…
- А чего шум-то такой поднялся? – вновь спросил Харольд.
Краем глаза он следил за толстяком, который, словно на воскрешение покойника, смотрел на лежавшего на кровати мальчишку.
Женщина охнула и нанесла на себя крестное знамение.
- Живой же, - опередил ее слова Харольд.
- Это он сейчас живой, - покачала головой тетка, и даже на шаг назад отступила.
А затем, прильнув к Харольду, словно заговорщица, шепнула:
- А еще час тому назад был мертвый.
И, заметив изменившееся выражение лица своего собеседника, довольная произведенным эффектом, добавила:
- Вот тебе крест, мертвый. Его брат-то из лесу сюда уже бездыханным принес.
Харольд перевел взгляд на постель больного: у кровати, встав на колени, чем-то вязким и зеленоватым поил отравившегося паренька странный, рыжеволосый мальчишка.
@темы: Фантворчество, Fanfiction