«The Hollow Crown». Часть III. Глава 12.

[henry--v]

Название: «The Hollow Crown»
Часть III.
Глава 12.
Автор:  1986-2004
Бета:  Леония
Гамма:  *Morgo*
Фандом: к/ф «Snow White and the Huntsman», т/ф «The Hollow Crown»
Персонажи: Эрик/Генрих
Рейтинг: NC-17
Жанр: Crossover, Angst, Romance
Саммари: Однажды беглец и скиталец по миру Эрик, убегая от судьбы, спасает от лесных разбойников мальчишку. И эта встреча становится судьбоносной для них обоих.
Предупреждения: Slash, OOC, OC, AU (сугубо личные мысли автора на темы как исторической действительности, так и действительности, созданной телеканалом ВВС; образы и характеры героев, а также их поступки остаются на усмотрение автора), ненормативная лексика
Состояние: в процессе
Размещение: только с разрешения автора
Дисклеймер: отказываюсь.
От автора: «Свобода – это семь метров и еще чуть-чуть» (с)

Глава 1 - 10

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11

Чем дальше от Лондона, тем уже и мельче становилась Темза. Не ощущая на себе давления Северного моря, она стихала, сливаясь с неспешным, размеренным течением жизни, далекой от столичной суеты.
За спиной остался утонувший в тумане замок, и лишь торчащие поверх белесой дымки макушки замковых башен служили ориентиром спешащим к нему в эту новогоднюю ночь путникам. Генри спустился на два шага к кромке воды, совсем утеряв из виду как замок, так и тоненькое деревце - отметку для возвращения назад. Дернув зацепившийся за куст плащ, он услышал предательский треск порвавшейся материи. И в тот же миг из ползущего с реки тумана вынырнул укрытый толстым, с подбоем, плащом Нед Пойнс. За ним, словно мешок со свиными потрохами, тяжело ступая и переваливаясь с бока на бок, шел, охая, старик лет шестидесяти. На его широком кожаном поясе висели короткий кинжал и «кошачья» сума. Кроме дублета и широких, заправленных в башмаки штанов на нем не было ничего, что укрыло бы его от наступающего ночного холода. В пухлых руках он держал широкополую шляпу с истрепанным засаленным пером.
- Чертов Хэл! – взмолился толстяк, заметив застывшего у раскидистого куста принца. – Старых друзей надобно встречать в теплых залах бокалом хорошего хереса и компанией милых прелестниц! На что мы рассчитывали, Нед? – хлопнул он по спине Пойнса, от чего тот сморщился, словно в него кинули лепешкой дерьма. – На это ли? Холод Темзы и промокшие башмаки?! Ничего не скажешь, хорошенький приемчик, любезный Хэл!
- Прекрати брюзжать, старый недотепа, - беззлобно осадил его Генри. – Твое место на виселице, так тебе ли сетовать на милостиво текущую по нашим землям Темзу?
- Я рад, что вы в добром здравии, ваше высочество, - Пойнс обнял Генри, похлопав того по спине.
- Трудно помереть, сидя в четырех стенах, - усмехнулся Генри.
- Да всем бы те четыре стены, в которых вы киснете, милый принц! – заметил толстяк, кивая в ту сторону, где еще недавно виднелся Виндзорский замок.
- Молчи, увалень, - одернул его Пойнс.- Его высочество желает развлекаться, а не слушать твою болтовню.
- Только за мою болтовню он меня и любит, не так ли, дорогой принц? – Он тоже обнял Генри, прижав его к своему сильно выступающему вперед пузу.
- Оставь его, Нед, - попросил Генри. – Скажи лучше, ты нашел место, где мы можем отдохнуть без лишних глаз?
- Боюсь огорчить вас, дорогой мой Генри, но найти в Англии место, где бы не знали принца Уэльского – значит найти новое, неизведанное место в нашем королевстве.
- Я верю в тебя, Нед, - улыбнулся Генри.
- Не браните слишком строго, коли не угожу, - картинно поклонился Пойнс.
Он прошмыгнул мимо Генри и сделал знак следовать за собой.
Туман с Темзы наползал быстро и неотвратимо, будто стараясь догнать удаляющихся от него людей. Он двигался в сторону замка, где, столкнувшись с крепостными стенами, «переливался» через них и полз дальше, устремляясь к жилым улицам Виндзора.
- Шевелите! Шевелите задницами! – добродушно поторапливал толстяк, еле поспевая за укрывшимися плащами молодыми мужчинами.

Кабак гудел словно труба, в которую забрался проказник ветер. Кого здесь только не было! И бедных, на которых одежка висела лохмотьями, и богатых, кто мог похвастаться наличием оружия на поясе, мужчин, женщин, стариков и старух и даже растерявших половину своих молочных зубов детей.
Пойнс выбрал самый дальний стол, спрятавшийся, точно скромница на шумном празднике, в тени угла: отсюда было видно всех и все, их же мог бы увидеть лишь самый зоркий и любопытный.
- Что за радость? – ворчал толстяк, размещая свою жирную тушу на лавке, на которой могло бы за раз уместиться до трех человек. – Сидеть, словно курицы на насесте, смотреть на всех, кто веселится вокруг, и носу не казать? Хэл! Кого мы тут высиживаем? Какие золотые яйца? Уж, часом, не обеднела ли, - он загоготал, - казна вашего батюшки?
- Когда закончится казна моего батюшки…
- Да пошлет господь ему долгих лет жизни, - быстро вставил Пойнс.
- … я продам твое жирное брюхо твоим врагам – они мне дорого за него заплатят, - парировал Генри.
- Кому я буду дохлый нужен, голубчик мой?
- А кто сказал, что перед этим смерть приберет тебя к рукам?
- Да какой дурак отдастся в руки своих врагов прежде, чем его обнимет смерть?
- Уж поверь, - ухмыльнулся Генри, - и после смерти найдутся охотники поглумиться над твоим бренным телом.
- Да, люблю я суку-матушку нашу жизнь, - удовлетворительно крякнул толстяк. – Ведь тот никогда полноценно не жил, кто врагов себе не нажил.
Видавшая виды миссис принесла им по кружке хересу, за что получила от толстяка хорошенький шлепок по своему широкому обвисшему заду.
- Ух, красотка! – заверил ее толстяк, от чего миссис широко и кокетливо заулыбалась ртом, в котором не хватало доброй половины зубов.
- Ну, что? – ухвативши кружку, начал Нед. – Выпьем за приближающийся одна тысяча четыреста двенадцатый год?
- Да будет он милостив к нам, - поддержал его Генри.
С громким стуком три кружки столкнулись в дружеском приветствии, щедро закапав и без того нечистый стол каплями хереса. И этот звук тут же потонул в десятке других таких же.
Когда кружки наполнились в четвертый раз, толстозадая миссис, оценив запас кошельков троих таинственных посетителей, принесла тарелки с мясом, сыром, ячменным хлебом, луком вперемешку с нарезанной репой, а также поставила перед толстяком огромную миску с похлебкой. Венцом сего гастрономического раздолья оказались три бутылки неплохого хереса, припасенные как раз на тот случай, коли в кабак заглянут состоятельные гости. А в том, что к ней на огонек зашли не совсем обычные люди, хозяйка не сомневалась.
Кое-кто из посетителей, заметив, что дальний столик обслуживают с особым рвением, стал поглядывать на темный угол с опаской и неодобрением.
- Если пожелаете, ваше высочество, мы в любой момент можем покинуть это заведение, - шепнул Пойнс. – У меня на примете имеется еще парочка неплохих кабаков на севере и одно дивное местечко недалеко от замка. Но, боюсь, там вас могут узнать…
- Брось! – ударил кулаком по столу толстяк. – Что за чушь, скрываться в такую ночь?! Прятаться, словно зайцы, трястись, вдруг кто увидит, какие мы на самом деле. Хэл! Право слово! Мой мальчик, давно ли вы стали стариком и трусом? Давно ли забыли, каково это, когда хмель до блевоты кружит голову и зовет на подвиги, когда в компании разгоряченных девок яйца гудят – так хочется засадить какой-нибудь потаскушке?!
Плешивый дед, забравшись с ногами на стол, заиграл на кельтской дудке, помогая себе – притоптывая ногами и бешено вращая глазами. Народ, кто попьяней, кинулся плясать, хватая за руки и за подолы праздно стоящих женщин. Кабак, и без того напоминавший адский котел, погрузился в состояние совершеннейшей вакханалии. С заднего двора доносились крики чем-то потревоженной козы, блеющей так, словно она сию секунду отходит к богу, визжали дети, ныряя под столы и стягивая у неосмотрительных гостей недопитые кружки хереса, заливались смехом подобревшие от спиртного женщины, гоготали мужчины. Кто-то пел, не попадая в тон дедовой вполне себе ладной мелодии.
Пойнс искоса посмотрел на Генри, оценивая степень готовности принца кутить. Вокруг жила своей жизнью заведенная толпа, десятки искусных собеседников и болтунов восседали за липкими покоцанными столами, забияки и весельчаки уже были готовы развлекать народ, а пышногрудые хохотушки - обниматься без прелюдий. Еще много всего, что любил и ценил принц в простецких гулянках, вертелось перед их носом, зазывая в свои грязные, развратные и такие сладкие объятия. Но Хэл не спешил подавать заученных Недом знаков. Он сидел, уткнувшись взглядом в свою кружку, и, не замечая окружавшего его веселья, о чем-то думал.
- Ваше высочество, - тихо обратился к нему Пойнс, отметив для себя, что за то время, пока они не виделись, Хэл стал более походить на отца, нежели прежде, а также сделался менее разговорчивым и не в меру задумчивым. – Только скажите, и я сделаю все, о чем вы пожелаете.
- Так уж и все, верный Нед? – поднял на него полный лукавства и затаенного веселья взгляд Генри.
Пойнса прошиб жар. Вмиг зародившись в груди, он отпрянул от сердца стайкой вспугнутых птичек и быстро растекся по всему телу. Нед сглотнул подступивший к горлу ком и, впервые в жизни не выдержав, отвел от принца взгляд.
- Конечно, - согласно кивнул он головой.
Хэл изменился. И Нед, не сообразивший это сразу, сейчас наконец-то увидел то, что бросалось в глаза лишь при пристальном рассмотрении. Дело было не во внешности, и не в возрасте, и не в изменившейся, ставшей более богатой одежде. Беззаботный, готовый кутить сутки напролет мальчишка Хэл, по какой-то неизвестной Пойнсу причине, уступил место молодому мужчине, серьезному и властному, во взгляде которого читалось злобное ехидство и светился недюжий ум. Нед, встретившийся в юности со многими подводными камнями жизни, знал такой сорт людей: в детстве они ангелы, в юности весельчаки и гуляки, а стоит им войти в зрелый возраст, как пташка превращается в коршуна.
Но главным, с удивлением отметил Пойнс, оказалась его собственная реакция на принца. Возмужав, Хэл превратился в настоящий лакомый кусок. Озорство общения и неразборчивость в постели переплавились в нем в спокойную сексуальность и зверскую притягательность. Нед вдруг осознал, что больше не сможет таскать принцу разнообразных девчонок для утех. Теперь принц сам выбирает того, с кем ему спать, кого он хочет. Исподтишка Пойнс окинул его взглядом, проглотив образовавшуюся во рту слюну. Не будь Хэл принцем, не будь он его господином, тем, кто его от плахи спасал, тем, кто мог одним словом его на эту плаху отправить, Нед бы не отказался засадить ему по самое не балуйся, схватить его прямо сейчас и потащить туда, где надрывно орала коза, где пахло сеном, где можно было, не боясь, трогать этого красивого, статного мужчину с немного грустной, затаенной в уголках губ улыбкой.
- Я подумаю над твоим предложением, Нед, - улыбнулся ему Генри и, не став больше мучить его взглядом, вновь вернулся к созерцанию мутной жидкости на дне своей кружки.
- Вы будто отца родного похоронили, - не дождавшись продолжения этого странного разговора, влез толстяк. – Кого потеряли, дражайший Хэл? Такого взгляда, как у вас, не бывает даже у таких стариков, как я! А уж я, поверьте мне, немало повидал. Сколько раз смерть смотрела в лицо мне и моим близким!..
- Не пизди, старый пройдоха, - оборвал его Пойнс, - нет у тебя никого из родных.
- Почем ты знаешь, молокосос, кто у меня есть? Коли кого из моих смерть прибрала, так ты тут мне язык не распускай. О покойниках только хорошо.
- А я не о покойниках, я о тебе, - усмехнулся ему в лицо мужчина.
- Ах ты увертыш! – захохотал толстяк. – Из всего, что я говорю, свое вывернет! И соврать-то не даст, совесть пиздливая. – Он повернулся к Генри. – Что, мой мальчик? Надоели мы вам, оборванцы, со своими глупыми шутками? Вы вот смеетесь надо мной, а я вижу, что глаза-то у вас не улыбаются. Нет в вас света. Сидите тут, словно у вас сердце вырезали.
О сердце принца знали многие, кто еще несколько лет назад обитал в трактире миссис Куикли. Но даже те, кто был в курсе, что произошло с королевским сыном, благоразумно предпочитали молчать. По Англии уже ползли слухи о том, что отпрыск Болингброка гораздо жестче и более жесток и скор на расправу, чем его хворающий батюшка.
- Смотрите, вон та девочка… Ей еще пятнадцати нет. Вы посмотрите, какая она аппетитная! Нет, ну вы только гляньте! Этот сочный плод явно еще никем не сорван. Не желаете ли, милый друг, быть первым?
- Уступаю тебе первенство, - картинно взмахнул рукой Генри. – В знак, так сказать, нашей долгой разлуки и столь приятной встречи. Иди, толстобрюхий, забирай свой приз.
- Иди, иди, - поторопил встающего с лавки старика Пойнс. – Сеновал ждет вас.
- Когда она будет орать подо мной, как та коза, что уже добрый час надрывается на чертовом дворе, не смейте мне завидовать, стервецы! – добродушно хохотнул он, взлохматив Генри отросшие космы.
- Смеем ли мы? - оттолкнул его от себя Хэл.
- Стоило вам уехать из Лондона, - тихо заметил толстяк, понимая, что Пойнс не станет перечить своему господину в его тихой меланхолии, - как вы, в окружении своих добропорядочных дядюшек, превратились в настоящего маменькиного сынка!
- Следи за словами, свиные потроха! – процедил сквозь зубы Пойнс.
- Все нормально, Нед, - положил руку ему на плечо Генри.
Херес ударил ему в голову и дальше медленно потек теплом по всему телу. Опостылевшая за много лет, но, тем не менее, привычная обстановка веселья и пьяного угара захватывала его, увлекая за собой. Что ж поделать, думалось Генри, коли для него все едино – что званый ужин в замке, что пьянка в придорожном кабаке? Если нет разницы, зачем о чем-то думать и выбирать? Делай то, что нравится. Делай то, что хочется. Разве не за этим он, пренебрегая советами Томаса Бьюфорта, вызвал верного Пойнса? Чтобы напиться и забыться, разгуляться и хоть в последний раз ощутить вкус неумолимо ускользающей от него свободы.
Толстяк оказался прав. Потеряв сердце, за честью не гоняются.
– Наш старый добрый увалень, дожив до своих позорных седин, так ничего и не смыслит в жизни. Но не стоит его бранить за это. Ум дается не каждому, а мудрость порой вообще не спускается на эту землю.
- Ваше высочество… - начало было Нед.
- Развлечемся? – улыбаясь, резко осведомился у кого-то, кто стоял за спиной Пойнса, Генри. – Эй! – заорал он в сторону толстозадой миссис, которая отчитывала сильно проштрафившегося гостя. – Хозяйка! Красавица! Еще хересу! Не жалей! Неси все то, что есть у тебя в закромах! Неси все самое лучше! Неси на всех! Неси, неси! Плачу!
Шум, поднявшийся после его слов, был сравним разве что с криками английских солдат в битве при Шрусбери, когда по рядам прошел глас о победе Генриха Болингброка. Пляшущий дед, перестав плясать и откинув куда-то в толпу свою дудку, прямо со стола, сверху вниз ринулся к Генри - обнимать щедрого молодого человека, подарившего такую радость в этот ненастный вечер. Его затею с музыкой тут же подхватили двое бойких мальчишек, которым толстозадая миссис выдала за это по паре пенсов.
- Эй! – перекрикивала толпу хозяйка. – Дуги! Спустись-ка в погреб да помоги мне с бочонком! Не слышал, что ли?! Щедрый господин за все платит!
Под поднявшийся гвалт и вспыхнувшие всеобщее веселье и радость от полностью кем-то оплачиваемой выпивки толстяк, пощипывая за зад, уводил на задний двор кабака молоденькую девчушку.
- Ваше высочество, - наклонился к Генри Пойнс, когда принц, обнявшись с каким-то пьянчугой, чокался кружкой с тянувшимися к нему гостями кабака, - не смею портить вам веселье, но позвольте напомнить, что аккуратность не помешает.
- Нед, - обернулся к нему Генри и в тот же момент, не изменившись в лице, потянулся вперед и быстрым, но чувственным поцелуем с силой коснулся губ Пойнса. – Не за тем я звал тебя, - лукаво улыбнулся он, - чтобы ты мне тут занудствовал.
И не успел ошарашенный, потерявший дар речи Пойнс что-либо ответить, как его подхватила пустившаяся в пляс толпа и увлекла в самую гущу творившейся в кабаке вакханалии.

Их было не больше восьми человек. Эрик прекрасно понимал, что, скорее всего, людей, напавших на его отряд, было гораздо больше, но тех, кто сейчас тащил его непонятно куда, было именно восемь. Несмотря на завязанные глаза, он уже различал пленивших его. Номер Один – тот, что командовал отрядом - был серьезным мужчиной в годах, бывшим военным. Явно находился в бегах и работал наемником. К нему Эрик испытывал неконтролируемое чувство уважения. Мало того, что он понимал, в каком положении оказался его противник - за время пути Эрик убедился, что, невзирая на выполняемую им работу, мужчина не был лишен честности и благородства, - никто из его людей не затевал ссор из-за оплаты, количества еды, теплой одежды или же каких-либо иных нужд, с которыми сталкивается любой отряд. На привале номер Один неизменно приказывал «всем поровну». В тот момент, когда на них напали не ведавшие, с кем связываются, сельские разбойники, он защищал не только своих людей, но и самого Эрика, неспособного самостоятельно управлять лошадью.
- Извини, мужик, - с силой толкая Эрика в бок и тем самым сбрасывая того с лошади, крикнул номер Один, - полежи тут пока. Заденут. Отмахаемся - вернусь за тобой. Ребята, – заорал он, – защищаем пленника!
Его помощник, номер Два, был храбрым оголтелым парнем лет на десять моложе самого Эрика. После столкновения с разбойниками он недолго, но нагловато спорил с номером Один.
- Мы своих людей чуть не потеряли, а ты его жопу прикрывал!
- Да, - поддакнул кто-то из номеров с Пятого по Восьмой. – Деньги за него хорошие, но своя жизнь-то дороже денег.
Номер Один долго молчал, выслушивая подзадориваемых номером Два ребят, а затем просто спросил:
- Безоружного, связанного не защитить?
Больше никто ничего не возражал. Даже номер Два заткнулся. Из чего Эрик сделал вывод о непререкаемом авторитете номера Один среди своих воинов.
Номер Три и Четыре были братьями и постоянно ссорились, чем в пути развлекали весь отряд. Старший, небольшого роста, широкоплечий, часто помогал Эрику влезать на лошадь. В пути за разговором ребята любили посмеяться над его уже превратившимся в анекдот блядством. Любитель юбок беззлобно отшучивался. Его младший брат, высокий верзила, был не в пример родственничку молчалив. На стоянках он занимался охотой и приготовлением еды.
- Тебе бы, парень, не воевать, - как-то не удержался и заговорил с ним Эрик. – Готовишь как бог.
- Чего?! – тут же возопил старший брат. – Ты моего брата на кухню послал?!
- Остынь, - спокойно посоветовал номер Один.
- Он его бабой назвал! – не унимался Старший.
- Он сказал то, что сказал, - отрезал главный и дальше трапеза продолжилась в тишине.
Пять, Шесть, Семь и Восемь были рядовыми, один на другого похожими ребятами. Их Эрик называл «отряд безликих».
Несколько дней пути на него никто не обращал внимания. Его кормили, позволяли с сопровождающим сгонять в кусты, проверяли затянутые на манер кандалов на руках и ногах веревки, сажали на лошадь и, не говоря ни слова, везли на юг. Сторону света Эрик тоже определил – по муравейнику, в который его на привале усадили по ошибке.
День на пятый номер Два впервые обратился напрямую к нему. Сняв Эрика с лошади, он приблизился к нему вплотную и тихо, беззлобно посоветовал:
- Вздумаешь бежать – прирежу. Ты мне еще за Харди не ответил. Он, пока ты голожопый в яме валялся, тебя защищал – ему руку повредили.
- Ему за меня заплатили – оправится, - спокойно ответил Эрик.
Номер Два сплюнул, и Эрику показалось, что ему на ногу.
Они входили в шумный город через боковые ворота, о которых номер Один, недолго беседуя с охраной, сумел договориться.
- Беглый, - донесся до Эрика его ровный, наполненный достоинством голос.
Сперва его охватил дурман едких трав и оглушили крики местных торговцев. Они совали Эрику под нос вонючие мази и жидкости, горлопанили на всех языках мира и, кажется, вообще не замечали, что он идет связанный, с закрытыми глазами.
Затем запахи изменились, и дальше Эрика охватили ароматы свежевыпеченного хлеба, молока, затем мяса, рыбы, вновь каких-то трав и многого другого, от чего сводило наполненный полупустой походной баландой желудок.
- Пшли прочь! – орал торговкам Старший брат.
- Ты смотри, - хохотали за его спиной ребята, - гонит, а сам за жопу щиплет.
- Да ты погоди! Это он еще не осознал, где находится, а как осознает, так мы его опять из трактиров вытаскивать будем!
- А чего его вытаскивать? – вступил в разговор ведущий Эрика номер Два. – Нажрется - сам вывалится.
Эрик вспомнил Дью и свой отряд. Скольких его ребят перебили эти славные парни? Кому удалось спастись, а кто пострадал из-за того, что некто неизвестный возжелал себе такого пленника? Судя по тому, что он успел понять, все его ребята сейчас гнили на месте привала. Номер Один был опытным человеком, много повидавшим и много чего умеющим, и в его отряде не могло быть менее опытных воинов.
- Когда они заплатят оставшуюся часть? – спросил номер Два, когда они прошли торговые ряды и вышли на тихие, залитые солнечным светом улочки.
- При передаче пленника.
- Ребята! – обратился к своим номер Два. – Значит, сегодня мы кутим!
После многочисленных поворотов, спусков и подъемов, после грязных луж и хрюкающих свиней, кудахчущих кур, орущих детей, неясных поскрипываний, после узких проходов, в которых приходилось протискиваться боком, после нескольких постов охраны, с которыми номер Один неизменно договаривался, Эрика наконец-то ввели в темную прохладную комнату, которая, не стоило и гадать, являлась конечной целью их путешествия.
Пахло валенным мысом и козьим сыром. Лавка, на которую усадили Эрика, оказалась липкой и в некоторых местах мокрой.
- Ждите на улице, - приказал номер Один,, и часть его людей покинула помещение.
В следующий миг Эрика пробил холодный пот. Тот, кто заговорил следом за номером Один, не входил в ставший ему уже привычным отряд. Этот человек находился здесь, в этой комнате, и был тем, кому собирались передать пленника.
- Невероятно! Неужели это и правда он? Харольд, вы просто волшебник.
У него был незнакомый Эрику низкий неприятный голос. И, тем не менее, Эрик знал этого человека. Знал, потому что сам говорил с точно таким же выговором, как у него – словно жуя, раскатывая «р» и глотая окончания слов. Он мог поклясться, что так не говорили нигде, кроме одного единственного места – его родного королевства.