Рейтинг: G Персонажи: Ричард II/Гарри Монмут Размер: 2 804 слова Комментарии: Автор сознается, что фильма про Ричарда не осилил, читал только пьесу и кое-что из истории, но как поклонник Уота Тайлера и Джека Строу данного короля, мягко говоря, недолюбливает... однако вовсе не считает, что Ричард мог быть ко всему еще и педофилом, просто Гарри в свои одиннадцать вполне мог выглядеть и на шестнадцать (особенно если учесть что собственно в шестнадцать он уже был верховным главнокомандующтиим всея Англии). Это мой первый опыт выполнения заявки, поэтому сильно не бейте...
читать дальшеУтро сегодня было необыкновенно ясным, и лучи солнца, заполнявшие комнату, играли на струнах арфы, словно сплетаясь с ними. Король Ричард любил музыку. Любил и книги, особенно повествующие о любви и рыцарской чести, хотя само чтение казалось ему занятием утомительным, гораздо приятнее, когда тебе читают вслух, тогда глаза не заняты, и можно обратить свой царственный взор на что-либо красивое. Будь то цветок, или прекрасная картина придворного художника, или... Король не смог сдержать улыбки, взглянув в очередной раз на своего кузена Генриха Монмутского. Забавно было наблюдать, как его руки, уже вполне неплохо для его возраста владеющие мечом и луком, сейчас перебирали тонкие струны арфы. Впрочем, и это у него получалось достаточно умело. При мысли об этом король ощутил смутное беспокойство: все, за что бы ни брался юный Гарри, у него получалось... даже слишком хорошо. Король вздохнул. По правде говоря, ему уже давно следовало покончить с наследником Болингброка... Точнее, уже не наследником, наследовать ему было более нечего. Ведь расправился же король с его дядей герцогом Глостером, да и с другими бунтовщиками. Ричард убеждал себя, что Генрих нужен ему живым как заложник в случае повторного мятежа его отца, хотя прекрасно понимал – да и все понимали – что в случае серьезного бунта утрата сына Болингброка не остановит. Значит, рано или поздно придется все-таки Генриха устранить, и это действительно огорчало Ричарда. Опуская все возможные политические причины, ему просто нравилось держать мальчугана при себе. При взгляде на него сердце короля начинало сладко млеть. Красивый мальчик, но красивый не той женственной изысканной красотой, которая так привлекала Ричарда всегда. Нет, здесь что-то другое, неведомое раньше, что-то загадочное и потому влекущее. В этом еще угловатом хрупком подростке уже сейчас угадывался будущий мужчина – и это странное сочетание детскости и мужественности волновало Ричарда. И слегка тревожило. Волевые черты лица, блестящие глаза с удивительно глубоким, всегда непонятным взглядом, манера держаться прямо и величественно, это осознание внутреннего достоинства в каждом движении... Даже опускаясь на колени в тронном зале, как того требовал установленный королем этикет, мальчик выглядел... Ричард не мог подобрать другого слова – по-королевски. И даже когда он глядел, казалось, прямо в глаза своему королю, даже когда улыбался светло и искренне, даже тогда он словно видел что-то доступное ему одному, что-то или очень далекое отсюда, или скрытое очень глубоко внутри его души. Как будто те книги, которые он поглощал с почти недостойным аристократа рвением, могли открыть ему какое-то тайное, недоступное другим знание. Ричард и сам прочел все эти книги, но никакой великой тайны они ему не открыли. И эта его фанатичная набожность и вечные рассуждения о морали и долге – в его-то возрасте! Это было забавно и мило, но все же начинало немного раздражать. Кто он такой, чтобы судить о долге? Только королю известно, в чем он состоит, а дело подданных – слепо повиноваться. - Спасибо, Гарри, - сказал он вслух, когда Генрих закончил играть. – Подойди ко мне, мне хотелось бы спросить тебя кое о чем. Генрих послушно отложил арфу и приблизился, почтительно склонив голову. Почтительно, отметил про себя король, но не было в его движениях ни раболепия, ни покорности. Держит и ведет себя так, будто сам решил находиться рядом с королем, а не был на это вынужден. Король милостиво указал ему на кресло рядом с собой. - Оставь эти церемонии, ведь ты мой друг и родственник. Я даже подумываю взять тебя с собой в Ирландию, в военный поход. Что ты думаешь об этом? - Желание короля для меня священно, - ответил Генрих, но священного трепета в его голосе слышно не было. – Я с радостью исполню любую вашу волю. И в самом деле, с радостью, подумал король. Если он и боится меня, то очень умело это скрывает. А может и в самом деле так глуп и неразумен, как любое дитя, что не боится? Верит мне? - Твой отец злоумышлял против меня, - сказал он строго, - и был изгнан. Из-за его деяний и ты лишился наследства. - Я за его деяния не в ответе, - твердо ответил Генрих уже в который раз. - Я никогда не пойду против законов и Бога. И не нарушу присягу. - Похвально, мой мальчик, но все же – он твой отец. Король смотрел словно бы и ласково, но испытующе. Генрих дернул плечом. Он слишком редко видел в детстве своего отца, чтобы питать к нему нежные чувства. И уж никогда тот не бывал так ласков с ним, как кузен Ричард. Никогда не смотрел так участливо, не вел с ним бесед о прочитанном в книгах, не просил сыграть на арфе... Скорее всего, отец и вовсе признал бы такое занятие недостойным его сына - будущего воина. Так почему он должен хранить ему верность и тем более поддерживать его в его неблаговидных замыслах?.. - Он мой отец, - сказал Генрих, - но вы мой господин и король, и долг мой перед вами священнее. А верность долгу я не нарушу. Ричард улыбнулся и отчески нежно провел рукой по волосам мальчика. Генрих улыбнулся в ответ по-детски открытой улыбкой, и Ричард подавил вздох. Еще два-три года, подумал он, и мальчик начнет разбивать женские сердца десятками при одном совсем появлении. Но не только сердца прекрасных дам – вражеские головы он будет разбивать с не меньшим усердием. Жаль. Он слишком хорош для этого мира, ведь говорят же, такие красивые и развитые дети долго не живут... Не зря говорят, стало быть.
***
Улыбаться преданно Генрих научился давно. Почти сразу как оказался при дворе. Несмотря на то, что его там встретили очень радушно и осыпали щедрыми подарками, мальчик первое время твердо помнил, что он сын изгнанника и не может рассчитывать на милость короля. Однако Ричард был столь внимателен, столь добр, что и Генрих постепенно перестал его дичиться, и теперь почти доверял ему. Вернее – хотел бы доверять. Но слишком уж хорошо он помнил судьбы своих родственников, казненных или просто убитых в собственных постелях по приказу короля. И в любой момент – он не переставал об этом помнить - его самого могут казнить, заточить в темницу или попросту задушить где-нибудь в темном дворцовом переходе. Этой ночью тяжкие мысли были почему-то особенно навязчивы, и Генрих долго не мог уснуть, мечась в кровати и размышляя о сегодняшнем разговоре с королем. Впрочем, речи о верности и долге Ричард и раньше заводил, но никогда не смотрел так пристально. Или из-за моря о его отце пришли дурные вести? Неужели и вправду он готовит бунт, и ему, Генриху придется выбирать между королем и своим мятежным родителем? Тогда он будет с королем. Не потому, что боится или не верит в победу отца... тот на многое способен. Но свергать Божьего помазанника дело бесчестное, и он не желает запятнать себя им... Успокоившись принятым решением, Генрих, наконец, задремал. Для того чтобы проснуться от чьих-то прикосновений к своему лицу и шее. Все страхи моментально очнулись в нем, воспоминания о принцах и герцогах, убитых тайно во сне. Он рывком сел на постели, выбрасывая вперед руки, рассчитывая ударить или оттолкнуть нападавшего... И тут же узнал его. - Ваше... Величество? – потрясенно прошептал Генрих. - Ты напугал меня, - невозмутимо покачал головой король. – Я лишь хотел поговорить с тобой. - Сейчас? Ночью?.. Но... - Я хотел убедиться в искренности твоих слов, - сказал король. – Во сне мы часто более правдивы, чем наяву. - Наяву я дал вам повод... Усомниться в моей искренности? – не смотря на щекотливость ситуации, Генрих был уязвлен. - Нет, что ты... но мне бы хотелось знать, что ты предан мне до конца. Даже в тайных помыслах, о которых ты сам не ведаешь. Генрих, пытаясь сообразить, что бы это могло означать, машинально натянул на себя одеяло, прикрывая грудь и плечи. Король, заметивший это жест, усмехнулся. - Не стоит тебе смущаться, как девице. Или ты полагаешь, что у меня в отношении тебя дурные помыслы? – король внезапно нахмурился, перепады настроения у него всегда происходили непредсказуемо. Генрих, который секунду назад и не задумывался ни о каких дурных помыслах, тут же представил себе все их возможные варианты и похолодел. Быть заточенным в темницу и убитым там – это одно, а быть заточенным для иной цели – совсем другое. Король уже покинул его спальню в явно омраченном настроении, а Генрих все сидел на кровати, позабыв о сне. И вспоминал. Все, что происходило с ним при дворе до этого, благосклонность короля, его забота и интерес к нему, все теперь предстало в несколько другом свете. И кто знает, был ли этот ночной визит короля к нему первым? Как ни пытался себя Генрих убедить, что все это лишь его собственный бред, порожденный ночными страхами, однако легче ему не становилось.
читать дальшеУтро было почти таким же ясным, как и предыдущее, но время от времени легкие облака набегали на солнце, скрывая его. Тени то ложились на страницы книги, над которой склонился Генрих, то снова исчезали, заставляя его щуриться, чтобы различить залитые светом буквы. И когда в очередной раз тень упала на книгу, он сначала не обратил на это внимания, и лишь несколько мгновений спустя понял, что на этот раз солнце закрывает не облако, а человеческая фигура. Ему не нужно было поднимать глаз, чтобы понять, кто это. Генрих попытался было подняться и поприветствовать своего утреннего гостя. Но властная рука легла ему на плечо, удерживая в кресле. - Нет, нет, не беспокой себя... Я слишком бесцеремонно нарушил твое уединение, чтобы ожидать радости, а простая учтивость мне ни к чему. Ты был так погружен в чтение, что даже не заметил, как я вошел... Это вновь что-то божественное? Гарри, ты готовишь себя в воины или в прелаты? Раздался чуть уловимый смешок, но Генрих не сумел себя заставить улыбнуться в ответ. Эта подчеркнутая деликатность короля сегодня пугала сильнее самой бешеной ярости. И снова это ощущение легкой руки на волосах, но на этот раз не вызывающее прежнего прилива благодарной нежности, а давящее, заставляющее напрячься и буквально уткнуться в книгу. Крайнее непочтение, но король, казалось, не обратил на это внимания. - Так что ты читаешь, Гарри, мальчик мой? - «Троил и Крессида», сочинение Чосера, - с трудом разомкнув словно смерзшиеся губы, ответил Генрих. - О, это творение я знаю, прекрасная глубокая вещь... Почитаешь мне? - Как вашему величеству будет угодно, - хотя Генрих и не представлял, как он будет читать, слова удавалось с трудом проталкивать через пересохшее горло. - Меня это всегда привлекало в тебе, - продолжал Ричард. – Твоя книжность, твоя набожность... Тонкость души. Мы в этом похожи, разве нет? Мы можем легко понять друг друга. Ах, Гарри, до чего же несправедлива жизнь! Я так и не стал отцом своего собственного сына, могу лишь завидовать счастью других родителей... Знаешь, о чем я подумал сегодня? - О чем же, Ваше Величество? – Генрих изо всех сил постарался, чтобы его голос не звучал слишком трепещуще. Нет хуже, чем показывать свою слабость перед тем, кто сильнее. - Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы он был похож на тебя... Из тебя со временем мог бы выйти великий король, мой мальчик. И такая судьба для тебя вполне возможна. У меня ведь так и нет преемника... - Но разве вы, Ваше Величество, не провозгласили своим наследника графа Марча? – спросил Генрих смущенно – таких речей он не ожидал. - Это верно, но Эдмунд и вполовину так не хорош, как ты... Я мог бы... Изменить свою волю. И назначить тебя будущим королем. Для этого тебе потребуется всего лишь... Доказать мне свою верность. Доказать, что ты с радостью исполнишь любое мое повеление. Левая рука короля крепче сжала плечо Генриха, между тем как правая опустилась на его щеку, провела по ней прохладными пальцами, нежно коснулась губ... - Ты сказал вчера, что долг перед твоим господином и королем для тебя превыше сыновнего долга? Так будь верен своему королю до конца. Подчинись мне. Генриху, наконец, удалось справиться с собой и унять предательскую дрожь во всем теле. Он шевельнулся, освобождаясь от руки короля на своем лице, и выпрямился в кресле. - Мой долг перед вами превыше сыновнего, - ответил он. – Но мой долг перед Богом превыше моего долга как подданного. И если мне приведется выбирать – я выберу верность Богу и Его заветам. И никогда не совершу ничего... Ему противного. Король отшатнулся. - Значит, вот как? Ты только на словах верен мне, волчонок, а на деле, как и твой отец, – готов укусить руку, которая тебя кормит? Вспомни о том, кто ты, и где ты! И что грозит тебе за неповиновение! Хлесткая пощечина обожгла щеку Генриха, настоящую боль слабая рука короля причинить не могла, но оскорбление было сильнее всякой боли. Генрих вскочил, отшвырнув в сторону кресло. На мгновение гнев захлестнул его настолько, что он был готов ответить ударом на удар или крикнуть что-то дерзкое... Но он успел взять себя в руки. И встретился взглядом с испуганными глазами Ричарда. Тот словно впервые по-настоящему увидел своего кузена: в этот момент почтительный мальчик исчез – перед ним стоял юноша, уже почти одного с ним роста, с королевской осанкой, гордо вскинутой головой и мятежно горящим взором. Ричард понял, что если прямо сейчас, сию же минуту не сломит его, не заставит подчиниться, то уже не никогда не осмелится остаться с ним наедине, никогда не почувствует себя в безопасности рядом с ним... - На колени перед своим королем! – рявкнул Ричард. Никогда не испытываемое ранее чувство охватило Генриха: словно булатный стержень пронзил его от затылка до пяток – не согнуться и не преломиться. - На колени впредь я встану только перед Богом! – отрезал он. - Мальчишка! Щенок! – лицо короля исказилось от ярости, и Генриху захотелось в страхе зажмуриться, он слишком часто был свидетелем последствий королевского гнева для других людей. И теперь ждал чего угодно – немедленной смерти, взятия под стражу, любого приговора... Но смириться, покориться, встать на колени – для него это сейчас сделалось невозможным. Он уже видел столько смертей и знал: мольбы, страх, покорность редко спасают. Так какой смысл унижаться? Лучше сразу и достойно встретить свою судьбу. Поэтому и не отвел глаз. Однако через несколько мгновений лицо короля преобразилась, глаза снова засияли мягким ласковым светом, вернулась приветливая улыбка. - Я лишь испытывал тебя, Гарри, - проговорил он прежним отеческим тоном. – И ты испытание выдержал. Теперь я знаю, ты не предашь меня ни из страха за свою жизнь, ни ради богатства или власти. Ты доказал свою верность Богу, но король – посланник Бога на земле, и злоумышлять против него – величайших грех... Помни об этом. Каким бы он ни был, этот мальчик, сказал себе король, – он еще ребенок. Ребенок может быть дерзок и отчаянно смел, но он никогда не сможет быть мудр... Он, Ричард, немного далеко зашел, был слишком прямолинеен, но никогда не поздно все переиграть. Покончить с ним он успеет всегда. Но король еще не терял надежды подчинить себе маленького упрямца. Из таких чистых душ получаются самые преданные слуги, если их правильно обработать, и не будет ли это лучшей местью Болингброку – сделать его сына и наследника своей покорной игрушкой? Правда, это будет трудно, почти неосуществимо... И все-таки возможно. Ведь он король, а для короля ничего невозможного быть не может.
***
Оставшись наедине с собой, Генрих вновь взял в руки книгу, но скорее машинально. Он сидел очень прямо, не глядя на строчки, которые все равно двоились и расползались у него в глазах. Сердце колотилось отчаянно, но страха пока не было. Была злость, и, не смотря ни на что, легкое упоение своей первой крохотной победой. Отчего-то он ни на мгновение не поверил речам короля об испытании. Зачем испытывать на верность мальчишку, который сам никакой угрозы не представляет, и которого можно в любой момент тайно умертвить или открыто обезглавить? Генрих прерывисто вздохнул, заставив себя впервые серьезно подумать о смерти. Но смерть, как бы ужасна она ни была сама по себе, все-таки может являться в очень разных обличиях. Одно дело пасть в бою или даже сложить голову на плахе. Но быть прихотью короля, а потом дать себя придушить где-нибудь в подземелье - нет. Если он уступит сам, – из страха или поддавшись на уговоры и обещания, – это будет конец для него. Ни один король не оставит в живых свидетелей своего греха, слишком свежа еще память о бесславной кончине Эдуарда Второго, чтобы так рисковать... Хотя Ричард и без того уже недостаточно популярен среди знати да и простого народа. Но все же он король и помазанник Божий. А идти против воли Господа грех... Но разве сам король не нарушил сейчас Его заветов, столь явственно склоняя своего кузена к запретной связи? Может, и в самом деле, прав был отец, когда подстрекал к мятежу против него? Может, король заражен скверной и больше недостоин быть посланником Бога на земле, держать в руках людские судьбы и вершить их? Генрих устало провел ладонью по лицу, и это был жест уже не ребенка, а утомленного жизнью взрослого человека. Невозможно оставаться ребенком, когда твоя судьба постоянно висит на волоске, нужно взрослеть и учиться принимать решения самому, чтобы не зависть от чужих. Не нужно верить никому, будь это твой отец или король, нужно искать истину и следовать ей вопреки страху и собственным желаниям – это единственное, в чем он был уверен. Его жизнь и судьба в руках Божьих и больше ничьих. Да, все так. Когда вера есть – нет страха. Генрих стиснул ладонями виски и стал тихо шептать слова молитвы, потому что страх подкрадывался все-таки очень близко, выползая из полутемных закоулков дворца и смыкаясь вокруг, грозя пробить алмазную броню веры и проникнуть в сердце. Генрих молился, пытаясь заглушить еще звучавшие эхом в сознании угрозы Ричарда и его слова, которые странной, но сладкой тяжестью легли на сердце. «Из тебя со временем мог бы выйти великий король, мой мальчик»...
У них какие-то более далекие и сложные родственные отношения, в которые я поленилась вникать...))) Сам Ричард звал Гарри "кузеном"(my young fair cousin), так обращались в принципе к любому дальнему родственнику...
Гость, У них какие-то более далекие и сложные родственные отношения, в которые я поленилась вникать...) Ричард - кузен отца Гарри.
Сам Ричард звал Гарри "кузеном"(my young fair cousin), так обращались в принципе к любому дальнему родственнику... Короли часто обращались к своим родственникам "кузен" или "дядя" - в зависимости от того, старший родственник или младший. Действительно это не было указанием на определенные родственные отношения, скорее - дань уважения к толике королевской крови.
Гость, разве Ричард - не дядя Генриху, а не кузен? Вы тоже правы, подробнее ответила вашему оппоненту
Да вы меня поправляйте, поправляйте)))) В другом фанфике я еще больше накосячила в историческом плане, правда, пока никто не заметил... Хотя, повторюсь, по Ричарду я не спец. Хотя фильм про него, наконец, посмотрела, он там симпатичнее, чем мне казалось...
-
-
23.09.2012 в 18:40Персонажи: Ричард II/Гарри Монмут
Размер: 2 804 слова
Комментарии: Автор сознается, что фильма про Ричарда не осилил, читал только пьесу и кое-что из истории, но как поклонник Уота Тайлера и Джека Строу данного короля, мягко говоря, недолюбливает... однако вовсе не считает, что Ричард мог быть ко всему еще и педофилом, просто Гарри в свои одиннадцать вполне мог выглядеть и на шестнадцать (особенно если учесть что собственно в шестнадцать он уже был верховным главнокомандующтиим всея Англии). Это мой первый опыт выполнения заявки, поэтому сильно не бейте...
читать дальше
-
-
23.09.2012 в 18:41-
-
23.09.2012 в 19:32Я боялась открывать и читать - всё-таки заявка очень... провокационная, но Ваш текст - прекрасен.
-
-
24.09.2012 в 16:34-
-
24.09.2012 в 17:52-
-
24.09.2012 в 22:01-
-
06.10.2012 в 16:07-
-
09.10.2012 в 11:02-
-
09.10.2012 в 14:02-
-
09.10.2012 в 14:19У них какие-то более далекие и сложные родственные отношения, в которые я поленилась вникать...)
Ричард - кузен отца Гарри.
Сам Ричард звал Гарри "кузеном"(my young fair cousin), так обращались в принципе к любому дальнему родственнику...
Короли часто обращались к своим родственникам "кузен" или "дядя" - в зависимости от того, старший родственник или младший. Действительно это не было указанием на определенные родственные отношения, скорее - дань уважения к толике королевской крови.
Гость,
разве Ричард - не дядя Генриху, а не кузен?
Вы тоже правы, подробнее ответила вашему оппоненту
Прошу прощения, просто мимо пробегала
-
-
10.10.2012 в 22:36Да вы меня поправляйте, поправляйте)))) В другом фанфике я еще больше накосячила в историческом плане, правда, пока никто не заметил... Хотя, повторюсь, по Ричарду я не спец. Хотя фильм про него, наконец, посмотрела, он там симпатичнее, чем мне казалось...